Chapter VI (Глава 6)

CHAPTER VI ГЛАВА 6
"I suppose you have heard the news, Basil?" said Lord Henry that evening as Hallward was shown into a little private room at the Bristol where dinner had been laid for three.
"No, Harry," answered the artist, giving his hat and coat to the bowing waiter.
"What is it? Nothing about politics, I hope! They don't interest me. There is hardly a single person in the House of Commons worth painting, though many of them would be the better for a little whitewashing."
"Dorian Gray is engaged to be married," said Lord Henry, watching him as he spoke. Hallward started and then frowned.
"Dorian engaged to be married!" he cried.
"Impossible!"
"It is perfectly true."
"To whom?" "To some little actress or other."
"I can't believe it. Dorian is far too sensible."
"Dorian is far too wise not to do foolish things now and then, my dear Basil."
"Marriage is hardly a thing that one can do now and then, Harry."
"Except in America," rejoined Lord Henry languidly.
"But I didn't say he was married. I said he was engaged to be married. There is a great difference. I have a distinct remembrance of being married, but I have no recollection at all of being engaged. I am inclined to think that I never was engaged."
"But think of Dorian's birth, and position, and wealth. It would be absurd for him to marry so much beneath him."
"If you want to make him marry this girl, tell him that, Basil. He is sure to do it, then. Whenever a man does a thoroughly stupid thing, it is always from the noblest motives."
"I hope the girl is good, Harry. I don't want to see Dorian tied to some vile creature, who might degrade his nature and ruin his intellect."
— Надеюсь, ты уже слышал эту потрясающую новость, Бэзил? — такими словами лорд Генри встретил Холлуорда, сопровождаемого официантом в отдельный кабинет ресторана «Бристоль», где был сервирован обед на троих.
— Нет, Гарри. И что это за новость? — спросил художник, вручая пальто и шляпу почтительно ожидавшему лакею.
— Надеюсь, не политическая? Политика меня не волнует. В палате общин едва ли найдется хоть один человек, на которого художнику стоило бы расходовать краски. Правда, многие из них облезли, и их не мешало бы побелить.
— А новость та, что Дориан Грей помолвлен, — произнес лорд Генри, наблюдая за реакцией Холлуорда. Холлуорд вздрогнул и нахмурился.
— Дориан! Помолвлен! — воскликнул он.
— Не может быть!
— И тем не менее это правда.
— И с кем же?
— С какой-то актриской.
— Мне просто не верится. Дориан не до такой степени безрассуден.
— Напротив, дорогой Бэзил, Дориан достаточно рассудителен, чтобы время от времени делать глупости.
— Но брак, Гарри, — не из разряда тех глупостей, которые делают время от времени!
— В Америке, например, так не думают, — томным голосом произнес лорд Генри.
— Впрочем, я ведь не утверждал, что Дориан женится. Я сказал лишь, что он помолвлен, то есть намерен жениться, а это не одно и то же. Я, например, хорошо помню, что женился, но не припоминаю, чтобы был помолвлен, а поэтому склонен думать, что такого намерения у меня не было.
— Ты только подумай, Гарри, о происхождении Дориана, о его богатстве и положении в обществе! Такой неравный брак для него — это просто безумие!
— Если хочешь, чтобы он и в самом деле женился на этой девушке, скажи ему то, что сказал сейчас мне. Тогда такой финал неизбежен. Самые нелепые поступки человек совершает из самых благороднейших побуждений. — Но она хоть порядочная девушка? Было бы печально, если бы Дориан связал себя на всю жизнь с какой-нибудь недостойной девицей и опустился бы как в нравственном, так и в умственном отношении.
"Oh, she is better than good—she is beautiful," murmured Lord Henry, sipping a glass of vermouth and orange-bitters.
"Dorian says she is beautiful, and he is not often wrong about things of that kind. Your portrait of him has quickened his appreciation of the personal appearance of other people. It has had that excellent effect, amongst others. We are to see her to-night, if that boy doesn't forget his appointment."
— Порядочная ли она девушка, я не знаю, зато знаю, что очень красива, а это гораздо важнее, — проговорил лорд Генри, потягивая из бокала вермут.
— Я лично ее не видел, но Дориан называет ее красавицей, и ему в этом отношении можно верить. Портрет, который ты с него написал, научил его ценить красоту в других людях. Звучит парадоксально, но это действительно так. Сегодня вечером мы увидим его избранницу — разумеется, если он не забыл про наш уговор.
"Are you serious?"
"Quite serious, Basil. I should be miserable if I thought I should ever be more serious than I am at the present moment."
"But do you approve of it, Harry?" asked the painter, walking up and down the room and biting his lip.
"You can't approve of it, possibly. It is some silly infatuation."
— Ты все это говоришь серьезно, Гарри?
— Совершенно серьезно, Бэзил. Не дай Бог, чтобы мне довелось когда-нибудь в будущем говорить еще серьезнее, чем сейчас.
— Но неужели ты одобряешь его помолвку, Гарри? — спросил художник, расхаживая по комнате и нервно покусывая губы.
— Я в это никогда не поверю. Наверно, это просто юношеское увлечение.
"I never approve, or disapprove, of anything now. It is an absurd attitude to take towards life. We are not sent into the world to air our moral prejudices. I never take any notice of what common people say, and I never interfere with what charming people do. If a personality fascinates me, whatever mode of expression that personality selects is absolutely delightful to me. Dorian Gray falls in love with a beautiful girl who acts Juliet, and proposes to marry her. Why not? If he wedded Messalina, he would be none the less interesting. You know I am not a champion of marriage. The real drawback to marriage is that it makes one unselfish. And unselfish people are colourless. They lack individuality. — У меня нет привычки что-либо одобрять или осуждать. Такое отношение к жизни было бы просто абсурдным. Мы посланы в сей мир не для того, чтобы навязывать свои нравственные предрассудки. Я не придаю никакого значения тому, что говорят заурядные люди, и никогда не вмешиваюсь в жизнь незаурядных людей. Если человек меня восхищает, то все, в чем он себя проявляет, я нахожу прекрасным. Дориан Грей влюбился в красивую девушку, которая играет Джульетту, и хочет жениться на ней. Почему бы и нет? Женись он хоть на самой Мессалине — от этого он не станет мне менее интересен. Вообще-то, я, как ты знаешь, не сторонник брака. Главный его недостаток заключается в том, что он делает человека неэгоистичным. А люди неэгоистичные бесцветны, им не хватает индивидуальности.
Still, there are certain temperaments that marriage makes more complex. They retain their egotism, and add to it many other egos. They are forced to have more than one life. They become more highly organized, and to be highly organized is, I should fancy, the object of man's existence. Besides, every experience is of value, and whatever one may say against marriage, it is certainly an experience. I hope that Dorian Gray will make this girl his wife, passionately adore her for six months, and then suddenly become fascinated by some one else. He would be a wonderful study." В то же время есть такие сложные натуры, которых супружеская жизнь делает еще сложнее. Они не только сохраняют свой эгоизм, но и добавляют к нему множество других «эго». Такой человек вынужден жить более чем одной жизнью и становится личностью высокоорганизованной, а в этом, я полагаю, и заключается цель нашего существования. Кроме того, приобретенный опыт всегда полезен, а семейная жизнь, что бы против нее ни говорили, — это, безусловно, ценнейший жизненный опыт. Хочу надеяться, что девушка эта все-таки выйдет за Дориана. Полгода он будет от нее без ума, после чего увлечется другой. Словом, он будет представлять собой интереснейший объект для изучения.
"You don't mean a single word of all that, Harry; you know you don't. If Dorian Gray's life were spoiled, no one would be sorrier than yourself. You are much better than you pretend to be." Lord Henry laughed. — Надеюсь, Гарри, ты все это говоришь не всерьез. Ведь если жизнь Дориана будет испорчена, тебя это огорчит намного больше других. Ты ведь гораздо лучше, чем хочешь казаться. Лорд Генри рассмеялся.
"The reason we all like to think so well of others is that we are all afraid for ourselves. The basis of optimism is sheer terror. We think that we are generous because we credit our neighbour with the possession of those virtues that are likely to be a benefit to us. We praise the banker that we may overdraw our account, and find good qualities in the highwayman in the hope that he may spare our pockets. I mean everything that I have said. I have the greatest contempt for optimism. As for a spoiled life, no life is spoiled but one whose growth is arrested. If you want to mar a nature, you have merely to reform it. As for marriage, of course that would be silly, but there are other and more interesting bonds between men and women. I will certainly encourage them. They have the charm of being fashionable. But here is Dorian himself. He will tell you more than I can." — Мы стараемся думать хорошо о других лишь потому, что опасаемся за себя. В основе оптимизма лежит обыкновеннейший страх. Мы приписываем нашим ближним те добродетели, из которых можем извлечь для себя выгоду, хотя и воображаем, что делаем это из великодушия. Хвалим банкира, чтобы он позволил нам превысить кредит в его банке, и находим привлекательные качества у разбойника с большой дороги в надежде, что он пощадит наши карманы. Поверь, Бэзил, я говорю тебе то, что думаю: я действительно отношусь к оптимизму с величайшим презрением. Ты боишься, что жизнь Дориана будет испорчена, а, по-моему, испорченной можно считать лишь такую жизнь, которая остановилась в своем развитии. Исправлять или переделывать человеческую природу — значит только ухудшать ее. Ну а что касается брачных уз, то мужчину и женщину могут связывать гораздо более прочные узы, чем эти, и между ними могут существовать намного более интересные отношения. В случае же с Дорианом я всячески буду их поощрять… А вот и он сам! От него ты узнаешь больше, чем от меня.
"My dear Harry, my dear Basil, you must both congratulate me!" said the lad, throwing off his evening cape with its satin-lined wings and shaking each of his friends by the hand in turn.
"I have never been so happy. Of course, it is sudden—all really delightful things are. And yet it seems to me to be the one thing I have been looking for all my life." He was flushed with excitement and pleasure, and looked extraordinarily handsome.
"I hope you will always be very happy, Dorian," said Hallward, "but I don't quite forgive you for not having let me know of your engagement. You let Harry know."
"And I don't forgive you for being late for dinner," broke in Lord Henry, putting his hand on the lad's shoulder and smiling as he spoke.
"Come, let us sit down and try what the new chef here is like, and then you will tell us how it all came about."
— Гарри, Бэзил, друзья мои, можете меня поздравить! — были первые слова Дориана; сбросив с себя подбитый шелком плащ и пожав обоим руки, он продолжал:
— Никогда еще я не был так счастлив. Разумеется, все это довольно неожиданно, как неожиданно всё чудесное в мире, но мне кажется, это чудо я искал всю свою жизнь. Он порозовел от радостного возбуждения и был необыкновенно хорош собой.
— Надеюсь, Дориан, вы будете счастливы в семейной жизни, — сказал Холлуорд.
— Но почему вы не сообщили мне о вашей помолвке? Это непростительно с вашей стороны. Ведь Гарри об этом знал.
— Еще непростительнее то, что вы опоздали к обеду, — прервал его лорд Генри; затем, положив руку на плечо Дориана и улыбаясь, сказал:
— Давайте-ка лучше сядем и посмотрим, чем нас порадует новый шеф-повар здешнего заведения, а вы нам расскажете все по порядку.
"There is really not much to tell," cried Dorian as they took their seats at the small round table. "What happened was simply this. After I left you yesterday evening, Harry, I dressed, had some dinner at that little Italian restaurant in Rupert Street you introduced me to, and went down at eight o'clock to the theatre. Sibyl was playing Rosalind. Of course, the scenery was dreadful and the Orlando absurd. But Sibyl! You should have seen her! When she came on in her boy's clothes, she was perfectly wonderful. — Да тут и рассказывать нечего, — начал Дориан, когда они сели за небольшой круглый стол. — Вот как это произошло. Вчера вечером, после того как мы с вами расстались, Гарри, я съездил домой переодеться, затем пообедал в том итальянском ресторанчике на Руперт-стрит, о котором узнал благодаря вам, а в восемь отправился в театр. Сибилла играла Розалинду. Декорации были, конечно, ужасные, Орландо просто смешон. Но Сибилла была бесподобна! Ах, если бы вы ее видели! В костюме мальчика она выглядела просто прелестно.
She wore a moss-coloured velvet jerkin with cinnamon sleeves, slim, brown, cross-gartered hose, a dainty little green cap with a hawk's feather caught in a jewel, and a hooded cloak lined with dull red. She had never seemed to me more exquisite. She had all the delicate grace of that Tanagra figurine that you have in your studio, Basil. Her hair clustered round her face like dark leaves round a pale rose. As for her acting—well, you shall see her to-night. She is simply a born artist. I sat in the dingy box absolutely enthralled. I forgot that I was in London and in the nineteenth century. I was away with my love in a forest that no man had ever seen. After the performance was over, I went behind and spoke to her. На ней была зеленая бархатная куртка с рукавами светло-коричневого цвета, коричневые чулки, изящная зеленая шапочка с соколиным пером и плащ с капюшоном на темно-красной подкладке. Никогда еще она не казалась мне настолько обворожительной! Она выглядела хрупкой и грациозной, напоминая танагрскую статуэтку, которую я видел у вас в студии, Бэзил. Волосы обрамляли ее лицо, как темные листья бледную розу. А как она играла… впрочем, вы сами сегодня увидите ее на сцене. Она просто прирожденная актриса! Я сидел в этой убогой ложе совершенно околдованный. Забыл, что я в Лондоне, что теперь девятнадцатый век. Я был с моей возлюбленной далеко-далеко, в дремучем лесу, где не ступала нога человека. После спектакля я пошел к ней за кулисы.
As we were sitting together, suddenly there came into her eyes a look that I had never seen there before. My lips moved towards hers. We kissed each other. I can't describe to you what I felt at that moment. It seemed to me that all my life had been narrowed to one perfect point of rose-coloured joy. She trembled all over and shook like a white narcissus. Then she flung herself on her knees and kissed my hands. I feel that I should not tell you all this, but I can't help it. Of course, our engagement is a dead secret. She has not even told her own mother. I don't know what my guardians will say. Lord Radley is sure to be furious. I don't care. I shall be of age in less than a year, and then I can do what I like. I have been right, Basil, haven't I, to take my love out of poetry and to find my wife in Shakespeare's plays? Lips that Shakespeare taught to speak have whispered their secret in my ear. I have had the arms of Rosalind around me, and kissed Juliet on the mouth." Мы сидели рядом и разговаривали, и вдруг я увидел в ее глазах выражение, какого никогда раньше не замечал. Губы мои нашли ее губы. Мы поцеловались. Не могу вам передать, что я чувствовал в этот момент. Казалось, жизнь остановилась и этот миг сладостного блаженства будет длиться до конца моих дней. Сибилла трепетала всем телом, как белый нарцисс на ветру. Затем опустилась на колени и стала целовать мне руки. Знаю, мне не следовало бы рассказывать вам все это, но я не могу удержаться… Помолвка наша, разумеется, — строжайший секрет; Сибилла даже матери ничего не сказала. Не знаю, что запоют мои опекуны. Лорд Рэдли, наверно, ужасно разгневается. Ну и пусть, мне все равно! Меньше чем через год я стану совершеннолетним и смогу делать все, что мне заблагорассудится. Ну, скажите, Бэзил, разве я был не прав, обратившись за любовью к поэзии и найдя себе супругу в шекспировских пьесах? Уста, которые научил говорить сам Шекспир, шептали мне на ухо свои заветные тайны. Меня обнимали руки Розалинды, и я целовал Джульетту.
"Yes, Dorian, I suppose you were right," said Hallward slowly. "Have you seen her to-day?" asked Lord Henry. Dorian Gray shook his head.
"I left her in the forest of Arden; I shall find her in an orchard in Verona." Lord Henry sipped his champagne in a meditative manner.
"At what particular point did you mention the word marriage, Dorian? And what did she say in answer? Perhaps you forgot all about it."
— Да, Дориан, пожалуй, вы были правы, — медленно произнес Холлуорд.
— А сегодня вы с ней виделись? — поинтересовался лорд Генри. Дориан Грей покачал головой:
— Вчера я оставил ее в Арденнских лесах, а сегодня встречу в садах Вероны. Лорд Генри отпил немного шампанского и с задумчивым видом спросил:
— А когда вы ей впервые упомянули о том, что хотите на ней жениться? И что она вам ответила? Или, может быть, все это уже изгладилось из вашей памяти?
"My dear Harry, I did not treat it as a business transaction, and I did not make any formal proposal. I told her that I loved her, and she said she was not worthy to be my wife. Not worthy! Why, the whole world is nothing to me compared with her."
"Women are wonderfully practical," murmured Lord Henry, "much more practical than we are. In situations of that kind we often forget to say anything about marriage, and they always remind us." Hallward laid his hand upon his arm.
"Don't, Harry. You have annoyed Dorian. He is not like other men. He would never bring misery upon any one. His nature is too fine for that."
— Дорогой Гарри, я не делал ей официального предложения и не воспринимал наш разговор как какую-то сделку. Я просто сказал, что люблю ее, а она ответила, что недостойна быть моей женой. Недостойна? Она-то? Господи, да для меня целый мир — ничто по сравнению с ней!
— Женщины — удивительно практичный народ, — заметил лорд Генри.
— Они намного практичнее нас, мужчин. Мы в такие минуты часто забываем, что от нас ждут предложения руки и сердца, но женщины всегда нам напоминают. Холлуорд остановил его:
— Не надо, Гарри, ты только злишь Дориана. Он не такой, как другие; у него слишком возвышенная душа, чтобы причинить кому-нибудь боль.
Lord Henry looked across the table.
"Dorian is never annoyed with me," he answered.
"I asked the question for the best reason possible, for the only reason, indeed, that excuses one for asking any question—simple curiosity. I have a theory that it is always the women who propose to us, and not we who propose to the women. Except, of course, in middle-class life. But then the middle classes are not modern."
Лорд Генри посмотрел через стол на Дориана.
— Дориан никогда на меня не сердится, — улыбнулся он.
— Я задал ему этот вопрос по очень простой причине — собственно, единственной причине, оправдывающей любые вопросы: из чистого любопытства. Хотел проверить правильность своей теории о том, что обычно женщины делают нам предложение, а не мы им, как это принято думать. Средние классы, естественно, являются исключением. Но ведь средние классы отстали от века.
Dorian Gray laughed, and tossed his head.
"You are quite incorrigible, Harry; but I don't mind. It is impossible to be angry with you. When you see Sibyl Vane, you will feel that the man who could wrong her would be a beast, a beast without a heart. I cannot understand how any one can wish to shame the thing he loves. I love Sibyl Vane. I want to place her on a pedestal of gold and to see the world worship the woman who is mine. What is marriage? An irrevocable vow. You mock at it for that. Ah! don't mock. It is an irrevocable vow that I want to take. Her trust makes me faithful, her belief makes me good. When I am with her, I regret all that you have taught me. I become different from what you have known me to be. I am changed, and the mere touch of Sibyl Vane's hand makes me forget you and all your wrong, fascinating, poisonous, delightful theories."
Дориан Грей рассмеялся и покачал головой:
— Вы неисправимы, Гарри, но сердиться на вас действительно невозможно. Когда увидите Сибиллу Вейн, вы поймете, что обидеть ее способен лишь негодяй, человек без сердца. Я не представляю себе, чтобы кто-нибудь мог опозорить ту, кого любит. А я люблю Сибиллу Вейн. Я хотел бы поставить ее на золотой пьедестал, чтобы видеть, как весь мир боготворит ту, что принадлежит мне. Что такое, в сущности, брак? Обет нерушимой верности. Вам смешно? Не смейтесь, Гарри! Именно такой обет я и хотел бы дать любимой. Ее доверие обязывает меня быть ей верным, ее вера в меня делает меня лучше! Когда Сибилла со мной, я стыжусь всего того, чему вы, Гарри, научили меня; я становлюсь совершенно другим. Да, при одном прикосновении ее руки я забываю и вас, и ваши парадоксальные, восхитительные, отравляющие, завораживающие теории.
"And those are ...?" asked Lord Henry, helping himself to some salad. "Oh, your theories about life, your theories about love, your theories about pleasure. All your theories, in fact, Harry."
"Pleasure is the only thing worth having a theory about," he answered in his slow melodious voice.
"But I am afraid I cannot claim my theory as my own. It belongs to Nature, not to me. Pleasure is Nature's test, her sign of approval. When we are happy, we are always good, but when we are good, we are not always happy."
"Ah! but what do you mean by good?" cried Basil Hallward.
"Yes," echoed Dorian, leaning back in his chair and looking at Lord Henry over the heavy clusters of purple-lipped irises that stood in the centre of the table,
"what do you mean by good, Harry?"
— Какие, например? — спросил лорд Генри, принимаясь за салат.
— Ну, например, о жизни, о любви, о наслаждении. Да, собственно, все ваши теории, Гарри.
— Единственное, о чем стоит теоретизировать, — так это о наслаждении, — произнес лорд Генри своим томным, мелодичным голосом.
— Увы, теорию наслаждения я не вправе приписывать себе. Автор ее не я, а Природа. Наслаждение — это тот пробный камень, которым она испытывает человека, и в то же время это знак ее благоволения к нему. Когда мы счастливы, мы кажемся себе хорошими людьми, но не все хорошие люди счастливы.
— Ну и кого ты называешь хорошим человеком? — спросил Бэзил Холлуорд.
"To be good is to be in harmony with one's self," he replied, touching the thin stem of his glass with his pale, fine-pointed fingers. "Discord is to be forced to be in harmony with others. One's own life—that is the important thing. As for the lives of one's neighbours, if one wishes to be a prig or a Puritan, one can flaunt one's moral views about them, but they are not one's concern. Besides, individualism has really the higher aim. Modern morality consists in accepting the standard of one's age. I consider that for any man of culture to accept the standard of his age is a form of the grossest immorality." — Быть человеком хорошим — значит быть в гармонии с самим собой, — ответил лорд Генри, касаясь ножки бокала своими тонкими белыми пальцами.
— А кто вынужден быть в гармонии с другими, тот в разладе с самим собой. Для человека главное — его собственная жизнь. Ханжи и пуритане могут, конечно, навязывать другим свои нравственные принципы, но я утверждаю, что вмешиваться в жизнь наших ближних — вовсе не наше дело. Индивидуализм — вот высшая цель. Современная мораль требует от нас, чтобы мы разделяли общепринятые взгляды своей эпохи. Я же считаю, что культурный человек не может разделять общепринятых взглядов, а если разделяет, он в высшей степени аморален.
"But, surely, if one lives merely for one's self, Harry, one pays a terrible price for doing so?" suggested the painter.
"Yes, we are overcharged for everything nowadays. I should fancy that the real tragedy of the poor is that they can afford nothing but self-denial. Beautiful sins, like beautiful things, are the privilege of the rich."
"One has to pay in other ways but money."
"What sort of ways, Basil?"
"Oh! I should fancy in remorse, in suffering, in ... well, in the consciousness of degradation."
— Но согласись, Гарри, что человек, живущий только для самого себя, платит за это слишком дорого, — заметил художник.
— Да, в нынешние времена за все приходится платить слишком много. Пожалуй, настоящая трагедия бедных заключается в том, что они не могут себе позволить ничего, кроме самоотречения. Красивые грехи, как и красивые вещи, — привилегия одних лишь богатых.
— Когда живешь только для самого себя, расплачиваешься не деньгами, а кое-чем другим.
— И чем же, Бэзил?
— Ну, я думаю, угрызениями совести, страданиями, сознанием происходящей в тебе деградации личности.
Lord Henry shrugged his shoulders. "My dear fellow, mediaeval art is charming, but mediaeval emotions are out of date. One can use them in fiction, of course. But then the only things that one can use in fiction are the things that one has ceased to use in fact. Believe me, no civilized man ever regrets a pleasure, and no uncivilized man ever knows what a pleasure is." Лорд Генри пожал плечами. — Милый мой, средневековое искусство великолепно, но средневековые представления устарели. Конечно, их можно использовать в литературе, но в литературе всегда применялось лишь то, что вышло из употребления. Поверь, цивилизованный человек никогда не сожалеет о том, что предавался наслаждениям, а человек нецивилизованный даже не знает, что такое наслаждение.
"I know what pleasure is," cried Dorian Gray.
"It is to adore some one." "That is certainly better than being adored," he answered, toying with some fruits.
"Being adored is a nuisance. Women treat us just as humanity treats its gods. They worship us, and are always bothering us to do something for them."
"I should have said that whatever they ask for they had first given to us," murmured the lad gravely. "They create love in our natures. They have a right to demand it back."
"That is quite true, Dorian," cried Hallward.
"Nothing is ever quite true," said Lord Henry.
"This is," interrupted Dorian. "You must admit, Harry, that women give to men the very gold of their lives." "Possibly," he sighed, "but they invariably want it back in such very small change. That is the worry. Women, as some witty Frenchman once put it, inspire us with the desire to do masterpieces and always prevent us from carrying them out."
"Harry, you are dreadful! I don't know why I like you so much."
— Я теперь знаю, что такое наслаждение! — воскликнул Дориан Грей. — Это — кого-нибудь обожать.
— Разумеется, это лучше, чем быть обожаемым, — ответил лорд Генри, выбирая себе фрукты.
— Когда тебя обожают, это настоящая мука. Женщины относятся к нам, мужчинам, точно так же, как человечество к своим богам: они нам поклоняются и в то же время постоянно от нас что-то требуют.
— По-моему, то, чего они от нас требуют, они первые же нам и дают, — произнес Дориан как-то очень серьезно. — Они пробуждают Любовь в наших душах и вправе от нас ее требовать.
— Абсолютная правда, Дориан! — воскликнул Холлуорд.
— Абсолютной правды не бывает, — возразил лорд Генри. — Нет, бывает, Гарри, — настаивал Дориан Грей.
— Вы же не станете отрицать, что женщины отдают мужчинам самое драгоценное в своей жизни.
— Может быть, — вздохнул лорд Генри. — Но они всегда требуют отданное ими назад, причем очень мелкой монетой. В этом-то все и дело! Как сказал один остроумный француз, женщины вдохновляют нас на великие дела, но вечно мешают нам их творить.
— Гарри, вы неисправимый циник. Право, не пойму, за что вы мне нравитесь.
"You will always like me, Dorian," he replied. "Will you have some coffee, you fellows? Waiter, bring coffee, and fine-champagne, and some cigarettes. No, don't mind the cigarettes—I have some. Basil, I can't allow you to smoke cigars. You must have a cigarette. A cigarette is the perfect type of a perfect pleasure. It is exquisite, and it leaves one unsatisfied. What more can one want? Yes, Dorian, you will always be fond of me. I represent to you all the sins you have never had the courage to commit." — Я всегда буду вам нравиться, Дориан… Выпьете кофе, друзья?.. Официант, принесите нам кофе, коньяк и папиросы. Впрочем, папирос не нужно: у меня есть свои. Бэзил, я не дам тебе курить здесь сигары, бери папиросу! Выкурить папиросу — это высший вид наслаждения: она восхитительна и в то же время оставляет курящего неудовлетворенным. Чего еще мы можем желать?.. Так вот, Дориан, вы всегда будете любить меня. В ваших глазах я воплощение всех тех грехов, совершить которые у вас не хватает смелости.
"What nonsense you talk, Harry!" cried the lad, taking a light from a fire-breathing silver dragon that the waiter had placed on the table.
"Let us go down to the theatre. When Sibyl comes on the stage you will have a new ideal of life. She will represent something to you that you have never known."
— Ну что за вздор вы говорите, Гарри! — воскликнул молодой человек, закуривая папиросу от фигурки серебряного огнедышащего дракона, которую официант поставил на стол.
— Едемте-ка лучше в театр. Когда вы увидите Сибиллу на сцене, вы всё начнете воспринимать иными глазами. Она откроет вам нечто такое, чего вы никогда раньше не знали.
"I have known everything," said Lord Henry, with a tired look in his eyes, "but I am always ready for a new emotion. I am afraid, however, that, for me at any rate, there is no such thing. Still, your wonderful girl may thrill me. I love acting. It is so much more real than life. Let us go. Dorian, you will come with me. I am so sorry, Basil, but there is only room for two in the brougham. You must follow us in a hansom." — Я все познал в этой жизни, — ответил лорд Генри, с выражением преувеличенной усталости во взгляде. — Но я всегда рад возможности увидеть что-нибудь новое, хотя, боюсь, ничего нового я никогда уже не увижу. Впрочем, не исключено, что ваша девушка заинтересует меня. Я люблю театр, в нем все гораздо правдивее, чем в жизни! Ну что ж, едем! Дориан, вы сядете со мной. Мне очень жаль, Бэзил, но в моем кабриолете могут поместиться только двое. Вам придется ехать за нами в наемном кэбе.
They got up and put on their coats, sipping their coffee standing. The painter was silent and preoccupied. There was a gloom over him. He could not bear this marriage, and yet it seemed to him to be better than many other things that might have happened. After a few minutes, they all passed downstairs. He drove off by himself, as had been arranged, and watched the flashing lights of the little brougham in front of him. A strange sense of loss came over him. He felt that Dorian Gray would never again be to him all that he had been in the past. Life had come between them.... His eyes darkened, and the crowded flaring streets became blurred to his eyes. When the cab drew up at the theatre, it seemed to him that he had grown years older. Они встали из-за стола, оделись и допили кофе стоя. Художник был молчалив и рассеян, лицо его было хмурым. Не по душе ему был этот брак, хотя он и понимал, что это не самое худшее, что может произойти с Дорианом. Через несколько минут они сошли вниз. Как и договорились, Холлуорд ехал за экипажем лорда Генри в кэбе. Глядя на мерцающие впереди огни на кабриолете, он испытывал острое чувство утраты. Он понимал, что Дориан Грей никогда больше не будет в его жизни тем, чем был раньше. Между ними прошла сама Жизнь… Глаза Холлуорда потемнели, и ярко освещенные, людные улицы стали казаться ему расплывчатыми. К тому времени, как кэб подкатил к театру, художник чувствовал себя старше на много лет.
← Chapter V (Глава 5)    Chapter VII (Глава 7) →

Оставить комментарий

Для комментирования необходимо войти через Вконтакте