Chapter XII (Глава 12)
| CHAPTER XII | ГЛАВА 12 |
| It was on the ninth of November, the eve of his own thirty-eighth birthday, as he often remembered afterwards. | Это было девятого ноября и (как часто вспоминал потом Дориан) накануне дня его рождения, когда ему исполнилось тридцать восемь лет. |
| He was walking home about eleven o'clock from Lord Henry's, where he had been dining, and was wrapped in heavy furs, as the night was cold and foggy. | Часов в одиннадцать вечера он возвращался домой от лорда Генри, у которого обедал. Он шел пешком, до глаз закутанный в шубу, так как ночь была холодная и туманная. |
| At the corner of Grosvenor Square and South Audley Street a man passed him in the mist, walking very fast, and with the collar of his grey ulster turned up. | На углу Гровенорсквер и Саус-Одли-стрит мимо него во мгле промелькнул человек, шедший очень быстро с саквояжем в руке. |
| He had a bag in his hand. Dorian recognised him. It was Basil Hallward. | Воротник его серого пальто был поднят, но Дориан узнал Бэзила Холлуорда. |
| A strange sense of fear, for which he could not account, came over him. He made no sign of recognition and went on quickly in the direction of his own house. But Hallward had seen him. Dorian heard him first stopping on the pavement and then hurrying after him. In a few moments, his hand was on his arm. | По непонятной причине Дориана вдруг охватил какой-то безотчетный страх. Он не подал вида, что узнал Бэзила, и торопливо зашагал дальше. Зато Холлуорд успел его заметить. Дориан слышал, как тот остановился, а затем стал его догонять. Через минуту рука Бэзила легла на его плечо. |
| "Dorian! What an extraordinary piece of luck! I have been waiting for you in your library ever since nine o'clock. Finally I took pity on your tired servant and told him to go to bed, as he let me out. I am off to Paris by the midnight train, and I particularly wanted to see you before I left. I thought it was you, or rather your fur coat, as you passed me. But I wasn't quite sure. Didn't you recognize me?" | — Дориан! Какая удача! Я ведь ожидал вас в библиотеке с девяти часов. Потом наконец сжалился над вашим камердинером и сказал ему, чтобы он выпустил меня и шел спать. А ждал я вас потому, что сегодня двенадцатичасовым поездом уезжаю в Париж и хотел бы перед отъездом с вами поговорить. Когда вы проходили мимо, я вас узнал, а вернее, узнал вашу шубу, но все же засомневался… А вы разве не узнали меня? |
| "In this fog, my dear Basil? Why, I can't even recognize Grosvenor Square. I believe my house is somewhere about here, but I don't feel at all certain about it. I am sorry you are going away, as I have not seen you for ages. But I suppose you will be back soon?" | — В таком-то тумане, дорогой Бэзил? Я даже Гроувенор-сквер не узнаю. Думаю, что дом мой где-то совсем близко, но и в этом я не уверен… Очень жаль, что вы уезжаете; я вас не видел целую вечность. Надеюсь, вы скоро вернетесь? |
| "No: I am going to be out of England for six months. I intend to take a studio in Paris and shut myself up till I have finished a great picture I have in my head. However, it wasn't about myself I wanted to talk. Here we are at your door. Let me come in for a moment. I have something to say to you." | — Нет, я пробуду за границей где-то с полгода. Хочу снять в Париже мастерскую и запереться в ней, пока не окончу одну задуманную мною большую вещь. Но я хотел поговорить с вами не о своих делах… Кстати, вот ваш подъезд. Вы мне позволите зайти к вам на минуту? Мне нужно сказать вам кое-что очень важное. |
| "I shall be charmed. But won't you miss your train?" said Dorian Gray languidly as he passed up the steps and opened the door with his latch-key. | — Прошу вас Бэзил, мне будет очень приятно. Но вы не боитесь опоздать на свой поезд? — спросил безразличным голосом Дориан и, поднявшись по ступенькам, открыл ключом дверь. |
| The lamplight struggled out through the fog, and Hallward looked at his watch. "I have heaps of time," he answered. "The train doesn't go till twelve-fifteen, and it is only just eleven. In fact, I was on my way to the club to look for you, when I met you. You see, I shan't have any delay about luggage, as I have sent on my heavy things. All I have with me is in this bag, and I can easily get to Victoria in twenty minutes." |
Холлуорд взглянул на часы при слабом свете окутанного туманом фонаря и сказал: — У меня еще уйма времени. Поезд отходит в четверть первого, а сейчас только одиннадцать. Я ведь, собственно, направлялся в клуб — рассчитывал встретить вас там. С багажом возиться мне не придется — я уже раньше отправил все тяжелые вещи. Со мной только этот саквояж, и мне хватит двадцати минут, чтобы добраться до вокзала Виктории. |
| Dorian looked at him and smiled. "What a way for a fashionable painter to travel! A Gladstone bag and an ulster! Come in, or the fog will get into the house. And mind you don't talk about anything serious. Nothing is serious nowadays. At least nothing should be." |
Дориан взглянул на Бэзила и улыбнулся. — Вот, значит, как путешествует известный художник! Ручной саквояж и легкое осеннее пальто! Входите же скорее, а то туман заберется в дом. И, пожалуйста, не затевайте серьезных разговоров. В наши дни не принято говорить о серьезном — во всяком случае, в приличном обществе. |
| Hallward shook his head, as he entered, and followed Dorian into the library. There was a bright wood fire blazing in the large open hearth. The lamps were lit, and an open Dutch silver spirit-case stood, with some siphons of soda-water and large cut-glass tumblers, on a little marqueterie table. | Hallward shook his head, as he entered, and followed Dorian into the library. There was a bright wood fire blazing in the large open hearth. The lamps were lit, and an open Dutch silver spirit-case stood, with some siphons of soda-water and large cut-glass tumblers, on a little marqueterie table. |
| "You see your servant made me quite at home, Dorian. He gave me everything I wanted, including your best gold-tipped cigarettes. He is a most hospitable creature. I like him much better than the Frenchman you used to have. What has become of the Frenchman, by the bye?" | — Видите, ваш слуга постарался, чтобы я чувствовал себя как дома. Принес мне все, что нужно для полного счастья, в том числе и ваши лучшие папиросы с золотыми мундштуками. Он очень гостеприимный малый и нравится мне гораздо больше, чем тот француз, прежний ваш камердинер. Кстати, куда он делся? |
| Dorian shrugged his shoulders. | Дориан пожал плечами: |
| "I believe he married Lady Radley's maid, and has established her in Paris as an English dressmaker. Anglomania is very fashionable over there now, I hear. It seems silly of the French, doesn't it? But—do you know?—he was not at all a bad servant. I never liked him, but I had nothing to complain about. One often imagines things that are quite absurd. He was really very devoted to me and seemed quite sorry when he went away. Have another brandy-and-soda? Or would you like hock-and-seltzer? I always take hock-and-seltzer myself. There is sure to be some in the next room." | — Кажется, женился на горничной леди Рэдли и увез ее в Париж, где она подвизается в качестве модной английской портнихи. Там теперь, говорят, англомания в большом почете. Довольно глупая мода, не правда ли?.. А Виктор, между прочим, был хороший слуга, я на него не мог пожаловаться. Он был мне искренне предан и, кажется, очень переживал, когда я его уволил. Но я почему-то его невзлюбил… Знаете, иногда воображаешь себе невесть что… Еще стакан бренди с содовой? Или предпочтете рейнвейн с сельтерской? Я всегда пью рейнвейн с сельтерской. Наверное, в соседней комнате найдется бутылочка. |
| "Thanks, I won't have anything more," said the painter, taking his cap and coat off and throwing them on the bag that he had placed in the corner. "And now, my dear fellow, I want to speak to you seriously. Don't frown like that. You make it so much more difficult for me." |
— Спасибо, я ничего больше пить не буду, — отозвался художник. Он снял пальто и шляпу и бросил их на саквояж, который ранее поставил в углу. — Так вот, мой дорогой Дориан, нам нужно серьезно поговорить. Не хмурьтесь, пожалуйста, мне и так нелегко начинать. |
| "What is it all about?" cried Dorian in his petulant way, flinging himself down on the sofa. "I hope it is not about myself. I am tired of myself to-night. I should like to be somebody else." |
— Ну так в чем же все-таки дело? — нетерпеливо воскликнул Дориан, садясь на диван. — Надеюсь, не во мне? Я сегодня устал от себя и предпочел бы быть кем-нибудь другим. |
| "It is about yourself," answered Hallward in his grave deep voice, "and I must say it to you. I shall only keep you half an hour." Dorian sighed and lit a cigarette. "Half an hour!" he murmured. "It is not much to ask of you, Dorian, and it is entirely for your own sake that I am speaking. I think it right that you should know that the most dreadful things are being said against you in London." "I don't wish to know anything about them. I love scandals about other people, but scandals about myself don't interest me. They have not got the charm of novelty." |
— Нет, именно в вас, — твердо произнес Холлуорд. — И это очень важно. Я отниму у вас каких-нибудь полчаса, не больше. — Целых полчаса! — пробормотал Дориан со вздохом и закурил папиросу. — Не так уж это и много, Дориан, а, кроме того, разговор в ваших же интересах. Так вот, мне кажется, вам нужно знать, что о вас в Лондоне говорят ужасные вещи. — А я не хочу об этом знать. Я люблю слушать сплетни о других, сплетни же обо мне меня не интересуют. В них нет прелести новизны. |
| "They must interest you, Dorian. Every gentleman is interested in his good name. You don't want people to talk of you as something vile and degraded. Of course, you have your position, and your wealth, and all that kind of thing. But position and wealth are not everything. Mind you, I don't believe these rumours at all. At least, I can't believe them when I see you. Sin is a thing that writes itself across a man's face. It cannot be concealed. People talk sometimes of secret vices. There are no such things. | — Они должны вас интересовать, Дориан. Каждый порядочный человек дорожит своей репутацией. Ведь вы же не хотите, чтобы люди считали вас человеком развратным и бесчестным? Конечно, у вас положение в обществе, большое состояние и все прочее. Но богатство и высокое положение — это еще не все. Поймите, я вовсе не верю этим слухам. Во всяком случае, я не могу им верить, когда вас вижу. Ведь порок всегда накладывает свою печать на лицо человека, его невозможно скрыть. У нас принято говорить о «тайных» пороках. Но тайных пороков не бывает. |
| If a wretched man has a vice, it shows itself in the lines of his mouth, the droop of his eyelids, the moulding of his hands even. Somebody—I won't mention his name, but you know him—came to me last year to have his portrait done. I had never seen him before, and had never heard anything about him at the time, though I have heard a good deal since. He offered an extravagant price. I refused him. There was something in the shape of his fingers that I hated. | Они видны в линиях губ, в отяжелевших веках, даже в форме рук. В прошлом году один человек, — вы его знаете, но называть его имени я не буду, — пришел ко мне, чтобы заказать свой портрет. Я его никогда раньше не видел, и в то время мне ничего о нем известно не было — наслышался я о нем только позднее. Он мне предложил за портрет бешеную цену, но я отказался писать его: в форме его пальцев было что-то глубоко мне неприятное. |
| I know now that I was quite right in what I fancied about him. His life is dreadful. But you, Dorian, with your pure, bright, innocent face, and your marvellous untroubled youth—I can't believe anything against you. And yet I see you very seldom, and you never come down to the studio now, and when I am away from you, and I hear all these hideous things that people are whispering about you, I don't know what to say. Why is it, Dorian, that a man like the Duke of Berwick leaves the room of a club when you enter it? | И теперь я знаю, что чутье меня не обманывало, — у этого джентльмена ужасная биография. Но вы, Дориан… Ваше честное, открытое, светлое лицо, ваша чудесная, ничем не омраченная молодость — это лучшее свидетельство того, что дурная молва о вас — клевета. Я всем этим слухам не верю. Однако я теперь вижу вас совсем редко, вы никогда больше не заглядываете ко мне в студию, а потому я теряюсь, когда слышу все те мерзости, какие о вас говорят, и не знаю, что на них отвечать. Так вот, прошу вас, объясните мне, Дориан, почему такой человек, как герцог Бервикский, встретив вас в клубе, уходит из комнаты, как только вы в ней появляетесь? |
| Why is it that so many gentlemen in London will neither go to your house or invite you to theirs? You used to be a friend of Lord Staveley. I met him at dinner last week. Your name happened to come up in conversation, in connection with the miniatures you have lent to the exhibition at the Dudley. Staveley curled his lip and said that you might have the most artistic tastes, but that you were a man whom no pure-minded girl should be allowed to know, and whom no chaste woman should sit in the same room with. | Почему столь многие из нашего круга отказываются бывать у вас в доме и не принимают вас у себя? Вы были дружны с лордом Стейвли. На прошлой неделе я встретил его на одном званом обеде… Когда за столом кто-то упомянул ваше имя — речь шла о миниатюрах, которые вы одолжили для выставки в Дадли, — лорд Стейвли с презрением заявил, что, может быть, вы и тонкий знаток искусства, но с таким человеком, как вы, опасно знакомить юных, неопытных девушек, а порядочной женщине неприлично даже находиться с вами в одной комнате. |
| I reminded him that I was a friend of yours, and asked him what he meant. He told me. He told me right out before everybody. It was horrible! Why is your friendship so fatal to young men? There was that wretched boy in the Guards who committed suicide. You were his great friend. There was Sir Henry Ashton, who had to leave England with a tarnished name. You and he were inseparable. What about Adrian Singleton and his dreadful end? What about Lord Kent's only son and his career? | Я напомнил ему, что вы — мой друг, и потребовал объяснений. И он мне их дал. Да еще и при всех! Какой это был ужас! Почему дружба с вами губительна для молодых людей? Этот молоденький офицер, что недавно покончил с собой, — ведь он был вашим близким другом. С сэром Генри Эштоном вы были неразлучны, — а он вынужден был покинуть Англию с запятнанным именем… Почему так низко пал Адриан Синглтон? А единственный сын лорда Кента — почему он сбился с пути? |
| I met his father yesterday in St. James's Street. He seemed broken with shame and sorrow. What about the young Duke of Perth? What sort of life has he got now? What gentleman would associate with him?" | Вчера я встретил его отца на Сент-Джеймс-стрит. Боже, как он убит горем. А молодой герцог Пертский? Что за образ жизни он ведет! Какой порядочный человек захочет теперь с ним знаться? |
| "Stop, Basil. You are talking about things of which you know nothing," said Dorian Gray, biting his lip, and with a note of infinite contempt in his voice. "You ask me why Berwick leaves a room when I enter it. It is because I know everything about his life, not because he knows anything about mine. With such blood as he has in his veins, how could his record be clean? |
— Довольно, Бэзил! Не говорите о том, чего не знаете! — перебил его Дориан Грей, кусая губы и говоря с глубочайшим презрением. — Вы спрашиваете, почему Бервик выходит из комнаты, когда я туда вхожу? Да потому, что мне о нем все известно, а вовсе не потому, что ему хоть что-то известно обо мне. Как может быть чистой жизнь человека, в жилах которого течет такая нечистая кровь? |
| You ask me about Henry Ashton and young Perth. Did I teach the one his vices, and the other his debauchery? If Kent's silly son takes his wife from the streets, what is that to me? If Adrian Singleton writes his friend's name across a bill, am I his keeper? I know how people chatter in England. | Вы ставите мне в вину поведение Генри Эштона и молодого герцога Пертского. Разве я привил Эштону его пороки и развратил герцога? Если этот глупец, сын Кента, женился на уличной девке, то при чем же тут я? Адриан Синглтон подделал подпись своего знакомого на векселе — это тоже моя вина? Что я, обязан смотреть за каждым его шагом? А все это потому, что у нас, в Англии, слишком уж любят сплетничать. |
| The middle classes air their moral prejudices over their gross dinner-tables, and whisper about what they call the profligacies of their betters in order to try and pretend that they are in smart society and on intimate terms with the people they slander. In this country, it is enough for a man to have distinction and brains for every common tongue to wag against him. And what sort of lives do these people, who pose as being moral, lead themselves? My dear fellow, you forget that we are in the native land of the hypocrite." | Мещане кичатся своими предрассудками и показной добродетелью и, объедаясь за обеденным столом, шушукаются о так называемой «распущенности» аристократов, стараясь показать этим, что и они вращаются в высшем обществе и близко знакомы с теми, кого они чернят. В нашей стране стоит человеку выдвинуться — благодаря уму или любым другим качествам, — как о нем тотчас начинают болтать всякую гадость. А ведь те, кто щеголяет своей мнимой добродетелью, — они-то сами как ведут себя? Дорогой мой, вы забываете, что мы живем в стране лицемеров. |
| "Dorian," cried Hallward, "that is not the question. England is bad enough I know, and English society is all wrong. That is the reason why I want you to be fine. You have not been fine. One has a right to judge of a man by the effect he has over his friends. Yours seem to lose all sense of honour, of goodness, of purity. You have filled them with a madness for pleasure. They have gone down into the depths. You led them there. Yes: you led them there, and yet you can smile, as you are smiling now. And there is worse behind. I know you and Harry are inseparable. Surely for that reason, if for none other, you should not have made his sister's name a by-word." | — Ах, Дориан, не в этом дело! — с досадой проговорил Холлуорд. — Знаю я, что в Англии у нас не все благополучно и что общество наше никуда не годится. Оттого-то я и хочу, чтобы вы были на высоте. Мы вправе судить о человеке по тому влиянию, какое он оказывает на других. А ваши друзья, видимо, утратили всякое понятие о чести, о добре, о чистоте. Вы заразили их безумной жаждой наслаждений. И они скатились на дно. Туда их столкнули именно вы! И вы после этого улыбаетесь как ни в чем не бывало, — вот как сейчас… Мне известно кое-что и похуже. Вы ведь с Гарри — неразлучные друзья. Уже хотя бы поэтому вам не следовало бы позорить имя его сестры, делать ее предметом насмешек и сплетен. |
| "Take care, Basil. You go too far." | — Довольно, Бэзил! Вы слишком много себе позволяете! |
| "I must speak, and you must listen. You shall listen. When you met Lady Gwendolen, not a breath of scandal had ever touched her. Is there a single decent woman in London now who would drive with her in the park? Why, even her children are not allowed to live with her. Then there are other stories—stories that you have been seen creeping at dawn out of dreadful houses and slinking in disguise into the foulest dens in London. Are they true? Can they be true? | — Я должен сказать все, — и вы меня выслушаете. Да-да, Дориан, выслушаете! До вашего знакомства с леди Гвендолен никто не смел о ней сказать худого слова, даже тень сплетни не касалась ее. А теперь?.. Разве хоть одна приличная женщина в Лондоне рискнет показаться вместе с нею в Гайд-парке? Даже ее детям не разрешают жить с ней в одном доме… И это еще далеко не все. Много чего о вас рассказывают, — например, люди видели, как вы, крадучись, выходите на рассвете из каких-то грязных притонов, как, переодевшись в простую одежду, тайком пробираетесь в самые омерзительные трущобы Лондона. Неужели это правда? Неужели подобное возможно? |
| When I first heard them, I laughed. I hear them now, and they make me shudder. What about your country-house and the life that is led there? Dorian, you don't know what is said about you. I won't tell you that I don't want to preach to you. I remember Harry saying once that every man who turned himself into an amateur curate for the moment always began by saying that, and then proceeded to break his word. I do want to preach to you. I want you to lead such a life as will make the world respect you. I want you to have a clean name and a fair record. I want you to get rid of the dreadful people you associate with. | Когда мне рассказали об этом в первый раз, я попросту рассмеялся — настолько мне показалось это диким. Но теперь я слышу такие истории постоянно — и они меня приводят в ужас. А что творится в вашем загородном доме? Дориан, если бы вы знали, какие мерзости о вас говорят! Вы скажете, что я беру на себя роль проповедника — что ж, пусть будет так! Помнится, Гарри как-то сказал, что каждый, кто любит поучать других, начинает с обещания, что делает он это в первый и последний раз, а потом постоянно нарушает свое обещание. Ну так вот, я давать такого обещания не буду. Напротив, я и в дальнейшем намерен читать вам проповеди. Я хочу, чтобы вы вели такую жизнь, за которую люди уважали бы вас. Хочу, чтобы у вас была незапятнанная, более того — хорошая репутация. Чтобы вы перестали водиться с подонками. |
| Don't shrug your shoulders like that. Don't be so indifferent. You have a wonderful influence. Let it be for good, not for evil. They say that you corrupt every one with whom you become intimate, and that it is quite sufficient for you to enter a house for shame of some kind to follow after. I don't know whether it is so or not. How should I know? But it is said of you. I am told things that it seems impossible to doubt. Lord Gloucester was one of my greatest friends at Oxford. | Нечего пожимать плечами и делать вид, что вас это не касается! Вы оказываете удивительное влияние на людей, так пусть же оно никогда не будет им во вред, а только на пользу. Про вас говорят, что вы развращаете всех, кого к себе приближаете, и, входя к человеку в дом, навлекаете на этот дом позор и несчастье. Не знаю, так ли это на самом деле, — откуда мне знать? — но слышу я это от многих. И кое-чему из того, что слышал, я не могу не верить. Лорд Глостер — мой старый университетский товарищ, мы были с ним очень дружны в Оксфорде. |
| He showed me a letter that his wife had written to him when she was dying alone in her villa at Mentone. Your name was implicated in the most terrible confession I ever read. I told him that it was absurd—that I knew you thoroughly and that you were incapable of anything of the kind. Know you? I wonder do I know you? Before I could answer that, I should have to see your soul." | Он показал мне письмо, которое перед смертью написала ему жена, умиравшая в одиночестве на своей вилле в Ментоне. Это страшная исповедь — ничего подобного я не слышал. И она обвиняет вас. Я сказал Глостеру, что этого не может быть, что я вас хорошо знаю и вы не способны на подобные гнусности. Так вот, действительно ли я вас знаю? Я уже не раз задавал себе этот вопрос. Но чтобы ответить на него, я должен был бы увидеть вашу душу… |
| "To see my soul!" muttered Dorian Gray, starting up from the sofa and turning almost white from fear. | — Увидеть мою душу? — слабым голосом произнес Дориан Грей, бледнея от страха. |
| "Yes," answered Hallward gravely, and with deep-toned sorrow in his voice, "to see your soul. But only God can do that." | — Да, — сказал Холлуорд и, глубоко вздохнув, с грустью повторил: — Увидеть вашу душу. Но только Господь в состоянии это сделать. |
| A bitter laugh of mockery broke from the lips of the younger man. "You shall see it yourself, to-night!" he cried, seizing a lamp from the table. "Come: it is your own handiwork. Why shouldn't you look at it? You can tell the world all about it afterwards, if you choose. Nobody would believe you. If they did believe you, they would like me all the better for it. I know the age better than you do, though you will prate about it so tediously. Come, I tell you. You have chattered enough about corruption. Now you shall look on it face to face." | Дориан неожиданно рассмеялся — это был горький, даже циничный смех. — Вы тоже это в состоянии сделать. Вы можете увидеть ее прямо сейчас — увидеть собственными глазами! — чуть ли не истерически кричал он, а затем, схватив со стола лампу, решительно произнес: — Пойдемте. Ведь это ваших рук дело, так почему бы вам не взглянуть на то, что вы натворили? А после этого можете, если хотите, рассказывать об этом хоть всему миру! Но вам никто не поверит. Да если бы и поверили, еще больше бы восхищались мной. Я знаю наше время лучше, чем вы, хоть вы так много о нем разглагольствуете. Идемте же! Довольно вам рассуждать о нравственном разложении. Сейчас вы увидите его воочию. |
| There was the madness of pride in every word he uttered. He stamped his foot upon the ground in his boyish insolent manner. He felt a terrible joy at the thought that some one else was to share his secret, and that the man who had painted the portrait that was the origin of all his shame was to be burdened for the rest of his life with the hideous memory of what he had done. | There was the madness of pride in every word he uttered. He stamped his foot upon the ground in his boyish insolent manner. He felt a terrible joy at the thought that some one else was to share his secret, and that the man who had painted the portrait that was the origin of all his shame was to be burdened for the rest of his life with the hideous memory of what he had done. |
| "Yes," he continued, coming closer to him and looking steadfastly into his stern eyes, "I shall show you my soul. You shall see the thing that you fancy only God can see." Hallward started back. "This is blasphemy, Dorian!" he cried. "You must not say things like that. They are horrible, and they don't mean anything." "You think so?" He laughed again. "I know so. As for what I said to you to-night, I said it for your good. You know I have been always a stanch friend to you." "Don't touch me. Finish what you have to say." |
— Да, — продолжал он, подходя к Холлуорду и глядя прямо ему в глаза. — Я готов показать вам свою душу. Вы увидите то, что, по-вашему, может видеть только Господь Бог. Холлуорд вздрогнул и отшатнулся от него. — Дориан, не смейте так говорить — это кощунство! — Вы так думаете? — и Дориан снова рассмеялся. — Да, я так думаю. Все, что я вам сказал сегодня, я говорил для вашего же блага. Вы знаете, что я ваш верный друг. — Не трогайте меня! Лучше договаривайте то, что хотели сказать. |
| A twisted flash of pain shot across the painter's face. He paused for a moment, and a wild feeling of pity came over him. After all, what right had he to pry into the life of Dorian Gray? If he had done a tithe of what was rumoured about him, how much he must have suffered! Then he straightened himself up, and walked over to the fire-place, and stood there, looking at the burning logs with their frostlike ashes and their throbbing cores of flame. | Судорога боли исказила лицо художника. Одну минуту он стоял молча, весь во власти острого чувства сострадания. В сущности, какое он имеет право вмешиваться в жизнь Дориана Грея? Если Дориан совершил хотя бы десятую долю того, в чем его обвиняла молва, он и сам, должно быть, ужасно страдает! Холлуорд подошел к камину и долго смотрел на горящие поленья. Языки пламени метались среди белого, как иней, пепла. |
| "I am waiting, Basil," said the young man in a hard clear voice. | — Я жду, Бэзил, — сказал Дориан, отчеканивая слова. |
| He turned round. "What I have to say is this," he cried. "You must give me some answer to these horrible charges that are made against you. If you tell me that they are absolutely untrue from beginning to end, I shall believe you. Deny them, Dorian, deny them! Can't you see what I am going through? My God! don't tell me that you are bad, and corrupt, and shameful." |
Художник повернулся к нему и продолжал: — Вы должны сказать мне правду. Если вы поклянетесь, что все эти страшные обвинения — клевета, я вам поверю. Вам лишь достаточно это сказать, вот и все, Дориан! Разве вы не видите, как я страдаю? Боже мой! Я не хочу и не могу поверить, что вы настолько распущенный и испорченный человек, как о вас говорят! |
| Dorian Gray smiled. There was a curl of contempt in his lips. "Come upstairs, Basil," he said quietly. "I keep a diary of my life from day to day, and it never leaves the room in which it is written. I shall show it to you if you come with me." |
Дориан Грей презрительно усмехнулся. — Пойдемте со мной, Бэзил, — промолвил он спокойно. — Я веду своего рода дневник, в нем записан каждый день моей жизни. И этот дневник всегда остается на том месте, где пишется. Пойдемте со мной, и я вам его покажу. |
| "I shall come with you, Dorian, if you wish it. I see I have missed my train. That makes no matter. I can go to-morrow. But don't ask me to read anything to-night. All I want is a plain answer to my question." | Что ж, пойдемте, Дориан, раз вы настаиваете. Я все равно опоздал на поезд. Не беда, поеду завтра. Но не заставляйте меня читать ваш дневник сегодня. Я лишь хочу получить на мой вопрос честный и четкий ответ. |
| "That shall be given to you upstairs. I could not give it here. You will not have to read long." | — Вы получите его наверху. Здесь это невозможно. И вам не придется долго читать. |
Оставить комментарий
Для комментирования необходимо войти через
Вконтакте