Stave IV - The Last of the Spirits
| Stave IV - The Last of the Spirits | Строфа 4 - Последний из духов |
| The Phantom slowly, gravely, silently, approached. When it came near him, Scrooge bent down upon his knee; for in the very air through which this Spirit moved it seemed to scatter gloom and mystery. | Дух приближался — безмолвно, медленно, сурово. И когда он был совсем близко, такой мрачной таинственностью повеяло от него на Скруджа, что тот упал перед ним на колени. |
| It was shrouded in a deep black garment, which concealed its head, its face, its form, and left nothing of it visible save one outstretched hand. But for this it would have been difficult to detach its figure from the night, and separate it from the darkness by which it was surrounded. | Черное, похожее на саван одеяние Призрака скрывало его голову, лицо, фигуру — видна была только одна простертая вперед рука. Не будь этой руки, Призрак слился бы с ночью и стал бы неразличим среди окружавшего его мрака. |
| He felt that it was tall and stately when it came beside him, and that its mysterious presence filled him with a solemn dread. He knew no more, for the Spirit neither spoke nor moved. | Благоговейный трепет объял Скруджа, когда эта высокая величавая и таинственная фигура остановилась возле него. Призрак не двигался и не произносил ни слова, а Скрудж испытывал только ужас — больше ничего. |
| “I am in the presence of the Ghost of Christmas Yet To Come?” said Scrooge. The Spirit answered not, but pointed onward with its hand. “You are about to show me shadows of the things that have not happened, but will happen in the time before us,” Scrooge pursued. “Is that so, Spirit?” |
— Дух Будущих Святок, не ты ли почтил меня своим посещением? — спросил, наконец, Скрудж. Дух ничего не ответил, но рука его указала куда-то вперед. — Ты намерен открыть мне то, что еще не произошло, но должно произойти в будущем? — продолжал свои вопросы Скрудж. — Не так ли, Дух? |
| The upper portion of the garment was contracted for an instant in its folds, as if the Spirit had inclined its head. That was the only answer he received. | Складки одеяния, ниспадающего с головы Духа, слегка шевельнулись, словно Дух кивнул. Другого ответа Скрудж не получил. |
| Although well used to ghostly company by this time, Scrooge feared the silent shape so much that his legs trembled beneath him, and he found that he could hardly stand when he prepared to follow it. The Spirit paused a moment, as observing his condition, and giving him time to recover. | Хотя общество привидений стало уже привычным для Скруджа, однако эта молчаливая фигура внушала ему такой ужас, что колени у него подгибались, и, собравшись следовать за Призраком, он почувствовал, что едва держится на ногах. Должно быть, Призрак заметил его состояние, ибо он приостановился на мгновение, как бы для того, чтобы дать ему возможность прийти в себя. |
| But Scrooge was all the worse for this. It thrilled him with a vague uncertain horror, to know that behind the dusky shroud, there were ghostly eyes intently fixed upon him, while he, though he stretched his own to the utmost, could see nothing but a spectral hand and one great heap of black. | Но Скруджу от этой передышки стало только хуже. Необъяснимый ужас пронизывал все его существо при мысли о том, что под прикрытием этого черного, мрачного савана взор Призрака неотступно следит за ним, в то время как сам он, сколько бы ни напрягал зрение, не может разглядеть ничего, кроме этой мертвенно-бледной руки и огромной черной бесформенной массы. |
| “Ghost of the Future!” he exclaimed, “I fear you more than any spectre I have seen. But as I know your purpose is to do me good, and as I hope to live to be another man from what I was, I am prepared to bear you company, and do it with a thankful heart. Will you not speak to me?” |
— Дух Будущих Святок! — воскликнул Скрудж. — Я страшусь тебя. Ни один из являвшихся мне призраков не пугал меня так, как ты. Но я знаю, что ты хочешь мне добра, а я стремлюсь к добру и надеюсь стать отныне другим человеком и потому готов с сердцем, исполненным благодарности следовать за тобой. Разве ты не хочешь сказать мне что-нибудь? |
| It gave him no reply. The hand was pointed straight before them. “Lead on!” said Scrooge. “Lead on! The night is waning fast, and it is precious time to me, I know. Lead on, Spirit!” |
Призрак ничего не ответил. Рука его по-прежнему была простерта вперед. — Веди меня! — сказал Скрудж. — Веди! Ночь быстро близится к рассвету, и каждая минута для меня драгоценна — я знаю это. Веди же меня, Призрак! |
| The Phantom moved away as it had come towards him. Scrooge followed in the shadow of its dress, which bore him up, he thought, and carried him along. | Привидение двинулось вперед так же безмолвно, как и появилось. Скрудж последовал за ним в тени его одеяния, которое как бы поддерживало его над землей и увлекало за собой. |
| They scarcely seemed to enter the city; for the city rather seemed to spring up about them, and encompass them of its own act. But there they were, in the heart of it; on ’Change, amongst the merchants; who hurried up and down, and chinked the money in their pockets, and conversed in groups, and looked at their watches, and trifled thoughtfully with their great gold seals; and so forth, as Scrooge had seen them often. | Они вступили в город — вернее, город, казалось, внезапно сам вырос вокруг них и обступил их со всех сторон. И вот они уже очутились в центре города — на Бирже, в толпе коммерсантов, которые сновали туда и сюда и собирались группами, и поглядывали на часы, и позванивали монетами в кармане, и в раздумье перебирали массивные золотые брелоки, словом, все было, как всегда, — знакомая Скруджу картина. |
| The Spirit stopped beside one little knot of business men. Observing that the hand was pointed to them, Scrooge advanced to listen to their talk. | Дух остановился возле небольшой кучки дельцов. Заметив, что рука Призрака указывает на них, Скрудж приблизился и стал прислушиваться к их разговору. |
| “No,” said a great fat man with a monstrous chin, “I don’t know much about it, either way. I only know he’s dead.” “When did he die?” inquired another. “Last night, I believe.” “Why, what was the matter with him?” asked a third, taking a vast quantity of snuff out of a very large snuff-box. “I thought he’d never die.” “God knows,” said the first, with a yawn. “What has he done with his money?” asked a red-faced gentleman with a pendulous excrescence on the end of his nose, that shook like the gills of a turkey-cock. “I haven’t heard,” said the man with the large chin, yawning again. “Left it to his company, perhaps. He hasn’t left it to me. That’s all I know.” |
— Нет, — сказал огромный тучный мужчина с чудовищным тройным подбородком. — Об этом мне ничего не известно. Знаю только, что он умер. — Когда же это случилось? — спросил кто-то. — Да как будто прошедшей ночью. — А что с ним было? — спросил третий, беря изрядную понюшку табаку из огромной табакерки. — Мне казалось, он всех переживет. — А бог его знает, — промолвил первый и зевнул. — Что же он сделал со своими деньгами? — спросил краснолицый господин, у которого с самого кончика носа свисал нарост, как у индюка. — Не слыхал, не знаю, — отвечал человек с тройным подбородком и снова зевнул. — Оставил их своей фирме, должно быть. Мне он их не оставил. Это-то уж я знаю доподлинно. |
| This pleasantry was received with a general laugh. | Шутка была встречена общим смехом. |
| “It’s likely to be a very cheap funeral,” said the same speaker; “for upon my life I don’t know of anybody to go to it. Suppose we make up a party and volunteer?” “I don’t mind going if a lunch is provided,” observed the gentleman with the excrescence on his nose. “ But I must be fed, if I make one.” |
— Похоже, пышных похорон не будет, — продолжал человек с подбородком. — Пропади я пропадом, если кто-нибудь придет его хоронить. Может, нам собраться компанией и показать пример? — Что ж, если будут поминки, я не прочь, — отозвался джентльмен с наростом на носу. — За такой труд не грех и покормить. |
| Another laugh. | Снова смех. |
| “Well, I am the most disinterested among you, after all,” said the first speaker, “for I never wear black gloves, and I never eat lunch. But I’ll offer to go, if anybody else will. When I come to think of it, I’m not at all sure that I wasn’t his most particular friend; for we used to stop and speak whenever we met. Bye, bye!” | — Я, видать, бескорыстнее всех вас, — сказал человек с подбородком, — так как никогда не надеваю черных перчаток и никогда не завтракаю второй раз, но тем не менее готов пойти, если кто-нибудь присоединится. Ведь рассудить, так я, пожалуй, был самым близким его приятелем. Как-никак, а при встречах мы всегда останавливались потолковать. Ну, до завтра, господа. |
| Speakers and listeners strolled away, and mixed with other groups. Scrooge knew the men, and looked towards the Spirit for an explanation. The Phantom glided on into a street. Its finger pointed to two persons meeting. Scrooge listened again, thinking that the explanation might lie here. | Собеседники разошлись в разные стороны и смешались с другими группами дельцов, а Скрудж, который знал всех этих людей, вопросительно посмотрел на Духа, ожидая от него объяснения. Призрак двинулся к выходу. Перст его указывал на улицу, где только что повстречались двое людей. Скрудж прислушался к их беседе, полагая, что здесь он найдет, наконец, объяснение всему. |
| He knew these men, also, perfectly. They were men of business: very wealthy, and of great importance. He had made a point always of standing well in their esteem: in a business point of view, that is; strictly in a business point of view. | Этих людей он тоже знал как нельзя лучше. Оба были дельцами, весьма богатыми и весьма влиятельными. Скрудж всегда очень дорожил их мнением о себе. С деловой точки зрения, разумеется. Исключительно с деловой точки зрения. |
| “How are you?” said one. “How are you?” returned the other. “Well!” said the first. “Old Scratch has got his own at last, hey?” “So I am told,” returned the second. “Cold, isn’t it?” “Seasonable for Christmas time. You’re not a skater, I suppose?” “No. No. Something else to think of. Good morning!” |
— Добрый день, — сказал один. — Добрый день, — отвечал другой. — Слыхали? — сказал первый. — Он попал-таки, наконец, черту в лапы. — Да, слыхал, — отвечал другой. — Каков мороз! — Самый рождественский. Вы не любитель покататься на коньках? — Нет, нет. Мало у меня без того забот! Мое почтение! |
| Not another word. That was their meeting, their conversation, and their parting. | Вот и все, ни слова больше. Встретились, потолковали н разошлись. |
| Scrooge was at first inclined to be surprised that the Spirit should attach importance to conversations apparently so trivial; but feeling assured that they must have some hidden purpose, he set himself to consider what it was likely to be. They could scarcely be supposed to have any bearing on the death of Jacob, his old partner, for that was Past, and this Ghost’s province was the Future. | Поначалу Скрудж был несколько удивлен, что Дух может придавать значение такой пустой на первый взгляд беседе, но потом решил, что в словах этих людей заключен какой-то скрытый смысл, и принялся размышлять, что же это такое. Разговоры эти едва ли могли иметь отношение к смерти Джейкоба, его старого компаньона, так как то было делом Прошлого, а областью Духа было Будущее. |
| Nor could he think of any one immediately connected with himself, to whom he could apply them. But nothing doubting that to whomsoever they applied they had some latent moral for his own improvement, he resolved to treasure up every word he heard, and everything he saw; and especially to observe the shadow of himself when it appeared. | Но о ком же они толковали? У него же нет ни близких, ни друзей. Однако, ни секунды не сомневаясь, что в этих речах заложен глубокий нравственный смысл, направленный на его благо, Скрудж решил сберечь в памяти своей, как драгоценнейший клад, все, что приведется ему увидеть или услышать, а прежде всего внимательно наблюдать за своим двойником, когда тот появится. |
| For he had an expectation that the conduct of his future self would give him the clue he missed, and would render the solution of these riddles easy. | Его собственное поведение в будущем даст, казалось ему, ключ ко всему происходящему и поможет разгадать все загадки. |
| He looked about in that very place for his own image; but another man stood in his accustomed corner, and though the clock pointed to his usual time of day for being there, he saw no likeness of himself among the multitudes that poured in through the Porch. It gave him little surprise, however; for he had been revolving in his mind a change of life, and thought and hoped he saw his new-born resolutions carried out in this. | Скрудж снова заглянул на Биржу, ища здесь своего двойника, но на его обычном месте стоял какой-то незнакомый человек. В этот час Скруджу полагалось уже быть на Бирже, однако он не нашел себя ни там, ни в толпе, теснившейся у входа. Впрочем, это не очень его удивило. Он увидел в этом лишь доказательство того, что принятое им в душе решение — совершенно изменить свой образ жизни — осуществилось. |
| Quiet and dark, beside him stood the Phantom, with its outstretched hand. When he roused himself from his thoughtful quest, he fancied from the turn of the hand, and its situation in reference to himself, that the Unseen Eyes were looking at him keenly. It made him shudder, and feel very cold. | Черной безмолвной тенью стоял рядом с ним Призрак с простертой вперед рукой. Очнувшись от своих раздумий, Скрудж заметил, что рука Призрака протянута к нему, а Невидимый Взор, — как ему почудилось, — пронизывает его насквозь. Скрудж содрогнулся и почувствовал, что кровь леденеет у него в жилах. |
| They left the busy scene, and went into an obscure part of the town, where Scrooge had never penetrated before, although he recognised its situation, and its bad repute. The ways were foul and narrow; the shops and houses wretched; the people half-naked, drunken, slipshod, ugly. Alleys and archways, like so many cesspools, disgorged their offences of smell, and dirt, and life, upon the straggling streets; and the whole quarter reeked with crime, with filth, and misery. | Покинув это оживленное место, они углубились в глухой район трущоб, куда Скрудж никогда прежде не заглядывал, хотя знал, где расположен этот квартал и какой дурной пользуется он славой. Узкие, грязные улочки; жалкие домишки и лавчонки; едва прикрытый зловонным тряпьем, пьяный, отталкивающий в своем убожестве люд. Глухие переулки, подворотни, словно стоки нечистот, извергали в лабиринт кривых улиц свою вонь, свою грязь, свой блуд, и весь квартал смердел пороком, преступлениями, нищетой. |
| Far in this den of infamous resort, there was a low-browed, beetling shop, below a pent-house roof, where iron, old rags, bottles, bones, and greasy offal, were bought. Upon the floor within, were piled up heaps of rusty keys, nails, chains, hinges, files, scales, weights, and refuse iron of all kinds. Secrets that few would like to scrutinise were bred and hidden in mountains of unseemly rags, masses of corrupted fat, and sepulchres of bones. | В самой гуще этих притонов и трущоб стояла лавка старьевщика — низкая и словно придавленная к земле односкатной крышей. Здесь за гроши скупали тряпки, старые жестянки, бутылки, кости и прочую ветошь и хлам. На полу лавчонки были свалены в кучу ржавые гвозди, ключи, куски дверных цепочек, задвижки, чашки от весов, сломанные пилы, гири и разный другой железный лом. Кучи подозрительного тряпья, комья тухлого сала, груды костей скрывали, казалось, темные тайны, в которые мало кому пришла бы охота проникнуть. |
| Sitting in among the wares he dealt in, by a charcoal stove, made of old bricks, was a grey-haired rascal, nearly seventy years of age; who had screened himself from the cold air without, by a frousy curtaining of miscellaneous tatters, hung upon a line; and smoked his pipe in all the luxury of calm retirement. | И среди всех этих отбросов, служивших предметом купли-продажи, возле сложенной из старого кирпича печурки, где догорали угли, сидел седой мошенник, довольно преклонного возраста. Отгородившись от внешнего мира с его зимней стужей при помощи занавески из полуистлевших лохмотьев, развешенных на веревке, он удовлетворенно посасывал трубку и наслаждался покоем в тиши своего уединения. |
| Scrooge and the Phantom came into the presence of this man, just as a woman with a heavy bundle slunk into the shop. But she had scarcely entered, when another woman, similarly laden, came in too; and she was closely followed by a man in faded black, who was no less startled by the sight of them, than they had been upon the recognition of each other. After a short period of blank astonishment, in which the old man with the pipe had joined them, they all three burst into a laugh. | Когда Скрудж, ведомый Призраком, приблизился к этому человеку, какая-то женщина с объемистым узлом в руках крадучись шмыгнула в лавку. Но едва она переступила порог, как в дверях показалась другая женщина тоже с какой-то поклажей, а следом за ней в лавку вошел мужчина в порыжелой черной паре, и все трое были в равной мере поражены, узнав друг друга. С минуту длилось общее безмолвное изумление, которое разделил и старьевщик, посасывавший свою трубку. Затем трое пришедших разразились смехом. |
| “Let the charwoman alone to be the first!” cried she who had entered first. “Let the laundress alone to be the second; and let the undertaker’s man alone to be the third. Look here, old Joe, here’s a chance! If we haven’t all three met here without meaning it!” |
— Уж будьте покойны, поденщица всегда поспеет первой! — воскликнула та, что опередила остальных. — Ну а прачка уж будет второй, а посыльный гробовщика — третьим. Смотри-ка, старина Джо, какой случай! Ведь не сговариваясь сошлись, видал? |
| “You couldn’t have met in a better place,” said old Joe, removing his pipe from his mouth. “Come into the parlour. You were made free of it long ago, you know; and the other two an’t strangers. Stop till I shut the door of the shop. Ah! How it skreeks! There an’t such a rusty bit of metal in the place as its own hinges, I believe; and I’m sure there’s no such old bones here, as mine. Ha, ha! We’re all suitable to our calling, we’re well matched. Come into the parlour. Come into the parlour.” |
— Что ж, лучшего места для встречи вам бы и не сыскать, — отвечал старик Джо, вынимая трубку изо рта. — Проходите в гостиную. Ты-то, голубушка, уж давно свой человек здесь, да и эти двое тоже не чужие. Погодите, я сейчас притворю дверь. Ишь ты! Как скрипит! Во всей лавке, верно, не сыщется куска такого старого ржавого железа, как эти петли, и таких старых костей, как мои. Ха-ха-ха! Здесь все одно другого стоит, всем нам пора на свалку. Проходите в гостиную! Проводите в гостиную! |
| The parlour was the space behind the screen of rags. The old man raked the fire together with an old stair-rod, and having trimmed his smoky lamp (for it was night), with the stem of his pipe, put it in his mouth again. | Гостиной называлась часть комнаты, за тряпичной занавеской. Старик сгреб угли в кучу старым металлическим прутом от лестничного ковра, мундштуком трубки снял нагар с чадившей лампы (время было уже позднее) и снова сунул трубку в рот. |
| While he did this, the woman who had already spoken threw her bundle on the floor, and sat down in a flaunting manner on a stool; crossing her elbows on her knees, and looking with a bold defiance at the other two. | Тем временем женщина, которая пришла первой, швырнула свой узел на пол, с нахальным видом плюхнулась на табуретку, уперлась кулаками в колени и вызывающе поглядела на тех, кто пришел после нее. |
| “What odds then! What odds, Mrs. Dilber?” said the woman. “Every person has a right to take care of themselves. He always did.” “That’s true, indeed!” said the laundress. “No man more so.” “Why then, don’t stand staring as if you was afraid, woman; who’s the wiser? We’re not going to pick holes in each other’s coats, I suppose?” “No, indeed!” said Mrs. Dilber and the man together. “We should hope not.” “Very well, then!” cried the woman. “That’s enough. Who’s the worse for the loss of a few things like these? Not a dead man, I suppose.” “No, indeed,” said Mrs. Dilber, laughing. |
— Ну, в чем дело? Чего это вы уставились на меня, миссис Дилбер? — сказала она. — Каждый вправе позаботиться о себе. Он-то это умел. — Что верно, то верно, — сказала прачка. — И никто не умел так, как он. — А коли так, чего же ты стоишь и таращишь глаза, словно кого-то боишься? Никто же не узнает. Ворон ворону глаз не выклюет. — Да уж, верно, нет! — сказали в один голос миссис Дилбер и мужчина. — Уж это так. — Вот и ладно! — вскричала поденщица. — И хватит об этом. Подумаешь, велика беда, если они там недосчитаются двух-трех вещичек вроде этих вот. Покойника от этого не убудет, думается мне. — И в самом деле, — смеясь, поддакнула миссис Дилбер. |
| “If he wanted to keep ’em after he was dead, a wicked old screw,” pursued the woman, “why wasn’t he natural in his lifetime? If he had been, he’d have had somebody to look after him when he was struck with Death, instead of lying gasping out his last there, alone by himself.” | — Ежели этот старый скряга хотел, чтобы все у него осталось в целости-сохранности, когда он отдаст богу душу, — продолжала поденщица, — почему он не жил как все люди? Живи он по-людски, уж, верно, кто-нибудь приглядел бы за ним в его смертный час, и не подох бы он так — один-одинешенек. |
| “It’s the truest word that ever was spoke,” said Mrs. Dilber. “It’s a judgment on him.” | — Истинная правда! — сказала миссис Дилбер. — Это ему наказание за грехи. |
| “I wish it was a little heavier judgment,” replied the woman; “and it should have been, you may depend upon it, if I could have laid my hands on anything else. Open that bundle, old Joe, and let me know the value of it. Speak out plain. I’m not afraid to be the first, nor afraid for them to see it. We know pretty well that we were helping ourselves, before we met here, I believe. It’s no sin. Open the bundle, Joe.” |
— Эх, жалко, наказали-то мы его мало, — отвечала та. — Да, кабы можно было побольше его наказать, уж я бы охулки на руку не положила, верьте слову. Ну, ладно, развяжите-ка этот узел, дядюшка Джо, и назовите вашу цену. Говорите начистоту. Я ничего не боюсь — первая покажу свое добро. И этих не боюсь — пусть смотрят. Будто мы и раньше не знали, что каждый из нас прибирает к рукам, что может. Только я в этом греха не вижу. Развязывайте узел, Джо. |
| But the gallantry of her friends would not allow of this; and the man in faded black, mounting the breach first, produced his plunder. It was not extensive. A seal or two, a pencil-case, a pair of sleeve-buttons, and a brooch of no great value, were all. They were severally examined and appraised by old Joe, who chalked the sums he was disposed to give for each, upon the wall, and added them up into a total when he found there was nothing more to come. | Но благородные ее друзья не пожелали уступить ей в отваге, и мужчина в порыжелом черном сюртуке храбро ринулся в бой и первым предъявил свою добычу. Она была невелика. Два-три брелока, вставочка для карандаша, пара запонок да дешевенькая булавка для галстука — вот, в сущности, и все. Старикашка Джо обследовал все эти предметы один за другим, оценил, проставил стоимость каждого мелом на стене и видя, что больше ждать нечего, подвел итог. |
| “That’s your account,” said Joe, “and I wouldn’t give another sixpence, if I was to be boiled for not doing it. Who’s next?” | — Вот сколько вы получите, — сказал старьевщик, — и ни пенса больше, пусть меня сожгут живьем. Кто следующий? |
| Mrs. Dilber was next. Sheets and towels, a little wearing apparel, two old-fashioned silver teaspoons, a pair of sugar-tongs, and a few boots. Her account was stated on the wall in the same manner. | Следующей оказалась миссис Дилбер. Она предъявила простыни и полотенца, кое-что из одежды, две старомодные серебряные ложечки, щипчики для сахара и несколько пар старых сапог. Все это также получило свою оценку мелом на стене. |
| “I always give too much to ladies. It’s a weakness of mine, and that’s the way I ruin myself,” said old Joe. “That’s your account. If you asked me for another penny, and made it an open question, I’d repent of being so liberal and knock off half-a-crown.” |
— Дамам я всегда переплачиваю, — сказал старикашка. — Это моя слабость. Таким-то манером я и разоряюсь. Вот сколько вам следует. Если попросите накинуть еще хоть пенни и станете торговаться, я пожалею, что был так щедр, и сбавлю полкроны. |
| “And now undo my bundle, Joe,” said the first woman. Joe went down on his knees for the greater convenience of opening it, and having unfastened a great many knots, dragged out a large and heavy roll of some dark stuff. | — А теперь развяжите мой узел, Джо, — сказана поденщица. Старикашка опустился на колени, чтобы удобнее было орудовать, и, распутав множество узелков, извлек довольно большой и тяжелый сверток какой-то темной материи. |
| “What do you call this?” said Joe. “Bed-curtains!” “Ah!” returned the woman, laughing and leaning forward on her crossed arms. “Bed-curtains!” “You don’t mean to say you took ’em down, rings and all, with him lying there?” said Joe. “Yes I do,” replied the woman. “Why not?” “You were born to make your fortune,” said Joe, “and you’ll certainly do it.” |
— Что это такое? — спросил старьевщик. — Никак полог? — Ну да, — со смехом отвечала женщина, покачиваясь на табурете. — Полог от кровати. — Да неужто ты сняла всю эту штуку — всю, как есть, вместе с кольцами, — когда он еще лежал там? — Само собой, сняла, — отвечала женщина. — А что такого? — Ну, голубушка, тебе на роду написано нажить капитал, — заметил старьевщик. — И ты его наживешь. |
| “I certainly shan’t hold my hand, when I can get anything in it by reaching it out, for the sake of such a man as He was, I promise you, Joe,” returned the woman coolly. “Don’t drop that oil upon the blankets, now.” |
— Скажите на милость, уж не ради ли этого скряги стану я отказываться от добра, которое плохо лежит, — невозмутимо отвечала женщина. — Не беспокойтесь, не на такую напали. Гляди, старик, не закапай одеяло жиром. |
| “His blankets?” asked Joe. “Whose else’s do you think?” replied the woman. “He isn’t likely to take cold without ’em, I dare say.” “I hope he didn’t die of anything catching? Eh?” said old Joe, stopping in his work, and looking up. |
— Это его одеяло? — спросил старьевщик. — А чье же еще? — отвечала женщина. — Теперь небось и без одеяла не простудится! — А отчего он умер? Уж не от заразы ли какой? — спросил старик и, бросив разбирать веши, поднял глаза на женщину. |
| “Don’t you be afraid of that,” returned the woman. “I an’t so fond of his company that I’d loiter about him for such things, if he did. Ah! you may look through that shirt till your eyes ache; but you won’t find a hole in it, nor a threadbare place. It’s the best he had, and a fine one too. They’d have wasted it, if it hadn’t been for me.” |
— Не бойся, — отвечала та. — Не так уж приятно было возиться с ним, а когда б он был еще и заразный, разве бы я стала из-за такого хлама. Эй, смотри, глаза не прогляди. Да можешь пялить их на эту сорочку, пока они не лопнут, тут не только что дырочки — ни одной обтрепанной петли не сыщется. Самая лучшая его сорочка. Из тонкого полотна. А кабы не я, так бы зря и пропала. |
| “What do you call wasting of it?” asked old Joe. “Putting it on him to be buried in, to be sure,” replied the woman with a laugh. “Somebody was fool enough to do it, but I took it off again. If calico an’t good enough for such a purpose, it isn’t good enough for anything. It’s quite as becoming to the body. He can’t look uglier than he did in that one.” |
— Как это пропала? — спросил старьевщик. — Да ведь напялили на него и чуть было в ней не похоронили, — со смехом отвечала женщина. — Не знаю, какой дурак это сделал, ну а я взяла да и сняла. Уж если простой коленкор и для погребения не годится, так на какую же его делают потребу? Нет, для него это в самый раз. Гаже все равно не станет, во что ни обряди. |
| Scrooge listened to this dialogue in horror. As they sat grouped about their spoil, in the scanty light afforded by the old man’s lamp, he viewed them with a detestation and disgust, which could hardly have been greater, though they had been obscene demons, marketing the corpse itself. | Скрудж в ужасе прислушивался к ее словам. Он смотрел на этих людей, собравшихся вокруг награбленного добра при скудном свете лампы, и испытывал такое негодование и омерзение, словно присутствовал при том, как свора непотребных демонов торгуется из-за трупа. |
| “Ha, ha!” laughed the same woman, when old Joe, producing a flannel bag with money in it, told out their several gains upon the ground. “This is the end of it, you see! He frightened every one away from him when he was alive, to profit us when he was dead! Ha, ha, ha!” |
— Ха-ха-ха! — рассмеялась поденщица, когда старикашка Джо достал фланелевый мешочек, отсчитал несколько монет и разложил их кучками на полу — каждому его долю. — Вот как все вышло! Видали? Пока был жив, он всех от себя отваживал, будто нарочно, чтоб мы могли поживиться на нем, когда он упокоится. Ха-ха-ха! |
| “Spirit!” said Scrooge, shuddering from head to foot. “I see, I see. The case of this unhappy man might be my own. My life tends that way, now. Merciful Heaven, what is this!” |
— Дух! — промолвил Скрудж, дрожа с головы до пят. — Я понял, понял! Участь этого несчастного могла быть и моей участью. Все шло к тому… Боже милостивый, Это еще что? |
| He recoiled in terror, for the scene had changed, and now he almost touched a bed: a bare, uncurtained bed: on which, beneath a ragged sheet, there lay a something covered up, which, though it was dumb, announced itself in awful language. | Он отпрянул в неизъяснимом страхе, ибо все изменилось вокруг и теперь он стоял у изголовья чьей-то кровати, едва не касаясь ее рукой. Стоял возле неприбранной кровати без полога, на которой под рваной простыней лежал кто-то, хотя и безгласный, но возвещавший о своей судьбе леденящим душу языком. |
| The room was very dark, too dark to be observed with any accuracy, though Scrooge glanced round it in obedience to a secret impulse, anxious to know what kind of room it was. A pale light, rising in the outer air, fell straight upon the bed; and on it, plundered and bereft, unwatched, unwept, uncared for, was the body of this man. | В комнате было темно, слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, хотя Скрудж, повинуясь какому-то внутреннему побуждению, и озирался по сторонам, стараясь понять, где он находится. Только слабый луч света, проникавший откуда-то извне, падал прямо на кровать, где ограбленный, обездоленный, необмытый, неоплаканный, покинутый всеми — покоился мертвец. |
| Scrooge glanced towards the Phantom. Its steady hand was pointed to the head. The cover was so carelessly adjusted that the slightest raising of it, the motion of a finger upon Scrooge’s part, would have disclosed the face. He thought of it, felt how easy it would be to do, and longed to do it; but had no more power to withdraw the veil than to dismiss the spectre at his side. | Скрудж взглянул на Духа. Его неподвижная рука указывала на голову покойника. Простыня была так небрежно наброшена на труп, что Скруджу стоило чуть приподнять край — только пальцем пошевелить, — и он увидел бы лицо. Скрудж понимал это, жаждал это сделать, знал, как это легко, но был бессилен откинуть простыню — так же бессилен, как и освободиться от Призрака, стоящего за его спиной. |
| Oh cold, cold, rigid, dreadful Death, set up thine altar here, and dress it with such terrors as thou hast at thy command: for this is thy dominion! But of the loved, revered, and honoured head, thou canst not turn one hair to thy dread purposes, or make one feature odious. | О Смерть, Смерть, холодная, жестокая, неумолимая Смерть! Воздвигни здесь свой престол и окружи его всеми ужасами, коими ты повелеваешь, ибо здесь твои владения! |
| It is not that the hand is heavy and will fall down when released; it is not that the heart and pulse are still; but that the hand was open, generous, and true; the heart brave, warm, and tender; and the pulse a man’s. Strike, Shadow, strike! And see his good deeds springing from the wound, to sow the world with life immortal! | Но если этот человек был любим и почитаем при жизни, тогда над ним не властна твоя злая сила, и в глазах тех, кто любил его, тебе не удастся исказить ни единой черты его лица! Пусть рука его теперь тяжела и падает бессильно, пусть умолкло сердце и кровь остыла в жилах, — но эта рука была щедра, честна и надежна, это сердце было отважно, нежно и горячо, и в этих жилах текла кровь человека, а не зверя. Рази, Тень, рази! И ты увидишь, как добрые его деяния — семена жизни вечной — восстанут из отверстой раны и переживут того, кто их творил! |
| No voice pronounced these words in Scrooge’s ears, and yet he heard them when he looked upon the bed. He thought, if this man could be raised up now, what would be his foremost thoughts? Avarice, hard-dealing, griping cares? They have brought him to a rich end, truly! | Кто произнес эти слова? Никто. Однако они явственно прозвучали в ушах Скруджа, когда он стоял перед покойником. И Скрудж подумал: если бы этот человек мог встать сейчас со своего ложа, что первое ожило бы в его душе? Алчность, жажда наживы, испепеляющие сердце заботы? Да, поистине славную кончину они ему уготовили! |
| He lay, in the dark empty house, with not a man, a woman, or a child, to say that he was kind to me in this or that, and for the memory of one kind word I will be kind to him. A cat was tearing at the door, and there was a sound of gnawing rats beneath the hearth-stone. What they wanted in the room of death, and why they were so restless and disturbed, Scrooge did not dare to think. | Вот он лежит в темном пустом доме, и нет на всем свете человека — ни мужчины, ни женщины, ни ребенка — никого, кто мог бы сказать: «Этот человек был добр ко мне, и в память того, что как-то раз он сказал мне доброе слово, я теперь позабочусь о нем». Только кошка скребется за дверью, заслышав, как пищат под шестком крысы, пытаясь прогрызть себе лазейку. Что влечет этих тварей в убежище смерти, почему подняли они такую возню? Скрудж боялся об этом даже подумать. |
| “Spirit!” he said, “this is a fearful place. In leaving it, I shall not leave its lesson, trust me. Let us go!” Still the Ghost pointed with an unmoved finger to the head. “I understand you,” Scrooge returned, “and I would do it, if I could. But I have not the power, Spirit. I have not the power.” Again it seemed to look upon him. “If there is any person in the town, who feels emotion caused by this man’s death,” said Scrooge quite agonised, “show that person to me, Spirit, I beseech you!” |
— Дух! — сказал он. — Мне страшно. Верь мне — даже покинув это место, я все равно навсегда сохраню в памяти урок, который я здесь получил. Уйдем отсюда! Но неподвижная рука по-прежнему указывала на изголовье кровати. — Я понимаю тебя, — сказал Скрудж. — И я бы сделал это, если б мог. Но я не в силах, Дух. Не в силах! И снова ему почудилось, что Призрак вперил в него взгляд. — Если есть в этом городе хоть одна душа, которую эта смерть не оставит равнодушной, — вне себя от муки вскричал Скрудж, — покажи мне ее, Дух, молю тебя! |
| The Phantom spread its dark robe before him for a moment, like a wing; and withdrawing it, revealed a room by daylight, where a mother and her children were. She was expecting some one, and with anxious eagerness; for she walked up and down the room; started at every sound; looked out from the window; glanced at the clock; tried, but in vain, to work with her needle; and could hardly bear the voices of the children in their play. | Черный плащ Призрака распростерся перед ним наподобие крыла, а когда он опустился, глазам Скруджа открылась освещенная солнцем комната, в которой находилась мать с детьми. Мать, видимо, кого то ждала — с тревогой, с нетерпением. Она ходила из угла в угол, вздрагивая при каждом стуке, поглядывала то на часы, то в окно, бралась за шитье и тотчас его бросала, и видно было, как донимают ее возгласы ребятишек, увлеченных игрой. |
| At length the long-expected knock was heard. She hurried to the door, and met her husband; a man whose face was careworn and depressed, though he was young. There was a remarkable expression in it now; a kind of serious delight of which he felt ashamed, and which he struggled to repress. | Наконец раздался долгожданный стук, и она бросилась отворить дверь. Вошел муж. Он был еще молод, но истомленное заботой лицо его говорило о перенесенных невзгодах. Впрочем, сейчас оно хранило какое-то необычное выражение: казалось, он чему-то рад и вместе с тем смущен и тщетно пытается умерить эту радость. |
| He sat down to the dinner that had been hoarding for him by the fire; and when she asked him faintly what news (which was not until after a long silence), he appeared embarrassed how to answer. | Он сел за стол — обед уже давно ждал его у камина, — и когда жена после довольно длительного молчания нерешительно спросила его, какие новости, этот вопрос окончательно привел его в замешательство. |
| “Is it good?” she said, “or bad?”—to help him. “Bad,” he answered. “We are quite ruined?” “No. There is hope yet, Caroline.” “If he relents,” she said, amazed, “there is! Nothing is past hope, if such a miracle has happened.” “He is past relenting,” said her husband. “He is dead.” |
— Скажи только — хорошие или дурные? — спросила она снова, стараясь прийти ему на помощь. — Дурные, — последовал ответ. — Мы разорены? — Нет, Кэрелайн, есть еще надежда. — Да ведь это, если он смягчится! — недоумевающе ответила она. — Конечно, если такое чудо возможно, тогда еще не все потеряно. — Смягчиться уже не в его власти, — отвечал муж. — Он умер. |
| She was a mild and patient creature if her face spoke truth; but she was thankful in her soul to hear it, and she said so, with clasped hands. She prayed forgiveness the next moment, and was sorry; but the first was the emotion of her heart. | Если внешность его жены не была обманчива, — то это было кроткое, терпеливое создание. Однако, услыхав слова мужа, она возблагодарила в душе судьбу и, всплеснув руками, открыто выразила свою радость. В следующую секунду она уже устыдилась своего порыва и пожалела о нем, но все же таково было первое движение ее сердца. |
| “What the half-drunken woman whom I told you of last night, said to me, when I tried to see him and obtain a week’s delay; and what I thought was a mere excuse to avoid me; turns out to have been quite true. He was not only very ill, but dying, then.” | — Выходит, эта полупьяная особа сообщила мне истинную правду вчера, когда я пытался проникнуть к нему и получить отсрочку на неделю, — помнишь, я рассказывал тебе. Я-то думал, что это просто отговорка, чтобы отделаться от меня. Но оказывается, он и в самом деле был тяжко болен. Более того — он умирал! |
| “To whom will our debt be transferred?” “I don’t know. But before that time we shall be ready with the money; and even though we were not, it would be a bad fortune indeed to find so merciless a creditor in his successor. We may sleep to-night with light hearts, Caroline!” |
— Кому же должны мы теперь выплачивать долг? — Не знаю. Во всяком случае, теперь мы успеем как-нибудь обернуться. А если и не успеем, то не может быть, чтобы наследник оказался столь же безжалостным кредитором, как покойный. Это была бы неслыханная неудача. Нет, мы можем сегодня заснуть спокойно, Кэрелайн! |
| Yes. Soften it as they would, their hearts were lighter. The children’s faces, hushed and clustered round to hear what they so little understood, were brighter; and it was a happier house for this man’s death! The only emotion that the Ghost could show him, caused by the event, was one of pleasure. | Да, как бы ни пытались они умерить свою радость, у них отлегло от сердца. И у детей, которые, сбившись в кучку возле родителей, молча прислушивались к малопонятным для них речам, личики тоже невольно просветлели. Смерть человека принесла счастье в этот дом — вот что показал Дух Скруджу. |
| “Let me see some tenderness connected with a death,” said Scrooge; “or that dark chamber, Spirit, which we left just now, will be for ever present to me.” | — Покажи мне другие, более добрые чувства, Дух, которые пробудила в людях эта смерть, — взмолился Скрудж, — или эта темная комната будет всегда неотступно стоять перед моими глазами. |
| The Ghost conducted him through several streets familiar to his feet; and as they went along, Scrooge looked here and there to find himself, but nowhere was he to be seen. They entered poor Bob Cratchit’s house; the dwelling he had visited before; and found the mother and the children seated round the fire. | И Дух повел Скруджа по улицам, где каждый булыжник был ему знаком, и по пути Скрудж все озирался по сторонам в надежде увидеть своего двойника, но так и не увидел его. И вот они вступили в убогое жилище Боба Крэтчита, которое Скруджу уже удалось посетить однажды, и увидали мать и детей, сидевших у очага. |
| Quiet. Very quiet. The noisy little Cratchits were as still as statues in one corner, and sat looking up at Peter, who had a book before him. The mother and her daughters were engaged in sewing. But surely they were very quiet! | Тишина. Глубокая тишина. Шумные маленькие Крэтчиты, сидят в углу безмолвные и неподвижные, как изваяния. Взгляд их прикован к Питеру, который держит в руках раскрытую книгу. Мать и дочь заняты шитьем. Но как они все молчаливы! |
| “ And He took a child, and set him in the midst of them.” | — И взяв дитя, поставил его посреди них! |
| Where had Scrooge heard those words? He had not dreamed them. The boy must have read them out, as he and the Spirit crossed the threshold. Why did he not go on? The mother laid her work upon the table, and put her hand up to her face. | Где Скрудж еще раньше слыхал эти слова не в грезах, а наяву? А сейчас их, верно, прочел вслух Питер — в ту минуту, когда Скрудж и Дух переступали порог. Почему же он замолчал? Мать положила шитье на стол и прикрыла глаза рукой. |
| “The colour hurts my eyes,” she said. The colour? Ah, poor Tiny Tim! “They’re better now again,” said Cratchit’s wife. “It makes them weak by candle-light; and I wouldn’t show weak eyes to your father when he comes home, for the world. It must be near his time.” “Past it rather,” Peter answered, shutting up his book. “But I think he has walked a little slower than he used, these few last evenings, mother.” |
— От черного глаза ломит, — сказала она. — От черного?! Ах, бедный, бедный, Малютка Тим! — Вот уже и полегчало, — сказала миссис Крэтчит. — Глаза слезятся от работы при свечах. Не хватало еще, чтобы ваш отец застал меня с красными глазами. Кажется, ему пора бы уже быть дома. — Давно пора, — сказал Питер, захлопывая книгу. — Но знаешь, мама, последние дни он стал ходить как-то потише, чем всегда. |
| They were very quiet again. At last she said, and in a steady, cheerful voice, that only faltered once: | Все снова примолкли. Наконец мать сказала спокойным, ровным голосом, который всего лишь раз чуть-чуть дрогнул. |
| “I have known him walk with—I have known him walk with Tiny Tim upon his shoulder, very fast indeed.” “And so have I,” cried Peter. “Often.” “And so have I,” exclaimed another. So had all. “But he was very light to carry,” she resumed, intent upon her work, “and his father loved him so, that it was no trouble: no trouble. And there is your father at the door!” |
— А помнится, как быстро он ходил с Малюткой Тимом на плече. — Да, и я помню! — вскричал Питер. — Я часто видел. — И я видел! — воскликнул один из маленьких Крэтчитов, и дочери тоже это подтвердили. — Да ведь он был как перышко! — продолжала мать, низко склонившись над шитьем. — А отец так его любил, что для него это совсем не составляло труда. А вот и он сам! |
| She hurried out to meet him; and little Bob in his comforter—he had need of it, poor fellow—came in. His tea was ready for him on the hob, and they all tried who should help him to it most. Then the two young Cratchits got upon his knees and laid, each child a little cheek, against his face, as if they said, “Don’t mind it, father. Don’t be grieved!” |
Она поспешила к мужу навстречу, и маленький Боб в своем неизменном шарфе — без него он бы продрог до костей, бедняга! — вошел в комнату. Чайник с чаем уже дожидался хозяина на очаге, и все наперебой стали наливать ему чай и ухаживать за ним. Затем двое маленьких Крэтчитов взобрались к отцу на колени, и каждый прижался щечкой к его щеке, как бы говоря: «Не печалься, папа! Не надо!» |
| Bob was very cheerful with them, and spoke pleasantly to all the family. He looked at the work upon the table, and praised the industry and speed of Mrs. Cratchit and the girls. They would be done long before Sunday, he said. | Боб весело болтал с ребятишками и обменивался ласковыми словами со всеми членами своего семейства. Заметив лежавшее на столе шитье, он похвалил миссис Крэтчит и дочерей за прилежание и сноровку. Они закончат все куда раньше воскресенья, заметил он. |
| “Sunday! You went to-day, then, Robert?” said his wife. “Yes, my dear,” returned Bob. “I wish you could have gone. It would have done you good to see how green a place it is. But you’ll see it often. I promised him that I would walk there on a Sunday. My little, little child!” cried Bob. “My little child!” |
— Воскресенья? — А ты был там сегодня, Роберт? — спросила жена. — Да, моя дорогая, — отвечал Боб. — И жалею, что ты не могла пойти. Тебе было бы отрадно поглядеть, как там все зелено. Но ты же будешь часто его навещать. А я обещал ему ходить туда каждое воскресенье. Сыночек мой, сыночек! — внезапно вскричал Боб. — Маленький мой! Крошка моя! |
| He broke down all at once. He couldn’t help it. If he could have helped it, he and his child would have been farther apart perhaps than they were. | Слезы хлынули у него из глаз. Он не мог их сдержать. Слишком уж он любил сынишку, чтобы совладать с собой. |
| He left the room, and went up-stairs into the room above, which was lighted cheerfully, and hung with Christmas. There was a chair set close beside the child, and there were signs of some one having been there, lately. Poor Bob sat down in it, and when he had thought a little and composed himself, he kissed the little face. He was reconciled to what had happened, and went down again quite happy. | Он поднялся наверх — в ярко и весело освещенную комнату, разубранную зелеными ветвями остролиста. Возле постели ребенка стоял стул, и по всему видно было, что кто-то, быть может всего минуту назад, был здесь, сидел у этой кроватки… Бедняга Боб тоже присел на стул, посидел немного, погруженный в думу, и когда ему удалось справиться со своей скорбью, поцеловал маленькое личико. Он спустился вниз умиротворенный, покорившийся неизбежности. |
| They drew about the fire, and talked; the girls and mother working still. Bob told them of the extraordinary kindness of Mr. Scrooge’s nephew, whom he had scarcely seen but once, and who, meeting him in the street that day, and seeing that he looked a little—“just a little down you know,” said Bob, inquired what had happened to distress him. “On which,” said Bob, “for he is the pleasantest-spoken gentleman you ever heard, I told him. ‘I am heartily sorry for it, Mr. Cratchit,’ he said, ‘and heartily sorry for your good wife.’ By the bye, how he ever knew that, I don’t know.” |
Опять все собрались у огня, и потекла беседа. Мать и дочери снова взялись за шитье. Боб принялся рассказывать им о необыкновенной доброте племянника Скруджа, который и видел-то его всего-навсего один-единственный раз, но тем не менее сегодня, встретившись с ним на улице и заметив, что он немного расстроен, — ну просто самую малость приуныл, пояснил Боб, — стал участливо расспрашивать, что его так огорчило. — Более приятного, обходительного господина я еще в жизни не встречал, — сказал Боб. — Ну, я тут же все ему и рассказал. «От всего сердца соболезную вам, мистер Крэтчит, — сказал он. — И вам и вашей доброй супруге». Кстати, откуда он это-то мог узнать, не понимаю. |
| “Knew what, my dear?” “Why, that you were a good wife,” replied Bob. “Everybody knows that!” said Peter. |
— Что «это», мой дорогой? — Да вот — что ты добрая супруга, — отвечал Боб. — Кто ж этого не знает! — вскричал Питер. |
| “Very well observed, my boy!” cried Bob. “I hope they do. ‘Heartily sorry,’ he said, ‘for your good wife. If I can be of service to you in any way,’ he said, giving me his card, ‘that’s where I live.Pray come to me.’ Now, it wasn’t,” cried Bob, “for the sake of anything he might be able to do for us, so much as for his kind way, that this was quite delightful. It really seemed as if he had known our Tiny Tim, and felt with us.” |
— Правильно, сынок, — сказал Боб. — Все знают, думается мне. «От всего сердца соболезную вашей доброй супруге, — сказал он. — Если я могу хоть чем-нибудь быть вам полезен, прошу вас, приходите ко мне, вот мой адрес», — сказал он и дал мне свою визитную карточку! — И дело даже не в том, что он может чем-то нам помочь, — продолжал Боб, — Дело в том, что он был так добр, — вот что замечательно! Ну, прямо, будто он знал нашего Малютку Тима и горюет вместе с нами. |
| “I’m sure he’s a good soul!” said Mrs. Cratchit. “You would be surer of it, my dear,” returned Bob, “if you saw and spoke to him. I shouldn’t be at all surprised—mark what I say!—if he got Peter a better situation.” “Only hear that, Peter,” said Mrs. Cratchit. “And then,” cried one of the girls, “Peter will be keeping company with some one, and setting up for himself.” “Get along with you!” retorted Peter, grinning. |
— По всему видно, что это добрая душа, — заметила миссис Крэтчят. — А если б ты его видела, моя дорогая, да поговорила с ним, что бы ты тогда сказала! — отвечал Боб. — Я ничуть не удивлюсь, если он пристроит Питера на какое-нибудь хорошее местечко, помяни мое слово. — Ты слышишь, Питер! — сказала миссис Крэтчит. — А тогда, — воскликнула одна из девочек, — Питер найдет себе невесту и обзаведется своим домом. — Отвяжись, — ухмыльнулся Питер. |
| “It’s just as likely as not,” said Bob, “one of these days; though there’s plenty of time for that, my dear. But however and whenever we part from one another, I am sure we shall none of us forget poor Tiny Tim—shall we—or this first parting that there was among us?” |
— Конечно, со временем это может случиться, моя дорогая, — сказал Боб. — Однако спешить, мне кажется, некуда. Но когда бы и как бы мы ни разлучились друг с другом, я уверен, что никто из нас не забудет нашего бедного Малютку Тима… не так ли? Не забудет этой первой разлуки в нашей семье. |
| “Never, father!” cried they all. “And I know,” said Bob, “I know, my dears, that when we recollect how patient and how mild he was; although he was a little, little child; we shall not quarrel easily among ourselves, and forget poor Tiny Tim in doing it.” “No, never, father!” they all cried again. “I am very happy,” said little Bob, “I am very happy!” |
— Никогда, отец! — воскликнули все в один голос. — И я знаю, — продолжал Боб, — знаю, мои дорогие, что мы всегда будем помнить, как кроток и терпелив был всегда наш дорогой Малютка, и никогда не станем ссориться — ведь это значило бы действительно забыть его! — Никогда, никогда, отец! — снова последовал дружный ответ. — Я счастлив, когда слышу это, — сказал Боб. — Я очень счастлив. |
| Mrs. Cratchit kissed him, his daughters kissed him, the two young Cratchits kissed him, and Peter and himself shook hands. Spirit of Tiny Tim, thy childish essence was from God! | Тут миссис Крэтчит поцеловала мужа, а за ней — и обе старшие дочки, а за ними — и оба малыша, а Питер потряс отцу руку. Малютка Тим! В твоей младенческой душе тлела святая господня искра! |
| “Spectre,” said Scrooge, “something informs me that our parting moment is at hand. I know it, but I know not how. Tell me what man that was whom we saw lying dead?” |
— Дух, — сказал Скрудж. — Что-то говорит мне, что час нашего расставанья близок. Я знаю это, хотя мне и неведомо — откуда. Скажи, кто был этот усопший человек, которого мы видели? |
| The Ghost of Christmas Yet To Come conveyed him, as before—though at a different time, he thought: indeed, there seemed no order in these latter visions, save that they were in the Future—into the resorts of business men, but showed him not himself. Indeed, the Spirit did not stay for anything, but went straight on, as to the end just now desired, until besought by Scrooge to tarry for a moment. | Дух Будущих Святок снова повлек его дальше и, как показалось Скруджу, перенес в какое-то иное время (впрочем, последние видения сменяли друг друга без всякой видимой связи и порядка — их объединяло лишь то, что все они принадлежали будущему) и привел в район деловых контор, но и тут Скрудж не увидел себя. А Дух все продолжал увлекать его дальше, как бы к некоей твердо намеченной цели, пока Скрудж не взмолился, прося его помедлить немного. |
| “This court,” said Scrooge, “through which we hurry now, is where my place of occupation is, and has been for a length of time. I see the house. Let me behold what I shall be, in days to come!” |
— В этом дворе, через который мы так поспешно проходим, — сказал Скрудж, — находится моя контора. Я работаю тут уже много лет. Вон она. — Покажи же мне, что ждет меня впереди! |
| The Spirit stopped; the hand was pointed elsewhere. “The house is yonder,” Scrooge exclaimed. “Why do you point away?” The inexorable finger underwent no change. |
Дух приостановился, но рука его была простерта в другом направлении. — Этот дом здесь! — воскликнул Скрудж. — Почему же ты указываешь в другую сторону, Дух? Неумолимый перст не дрогнул. |
| Scrooge hastened to the window of his office, and looked in. It was an office still, but not his. The furniture was not the same, and the figure in the chair was not himself. The Phantom pointed as before. | Скрудж торопливо шагнул к окну своей конторы и заглянул внутрь. Да, это по-прежнему была контора — только не его. Обстановка стала другой, и в кресле сидел не он. А рука Призрака все также указывала куда-то вдаль. |
| He joined it once again, and wondering why and whither he had gone, accompanied it until they reached an iron gate. He paused to look round before entering. | Скрудж снова присоединился к Призраку и, недоумевая — куда же он сам-то мог подеваться? — последовал за ним. Наконец они достигли какой-то чугунной ограды. Прежде чем ступить за эту ограду, Скрудж огляделся по сторонам. |
| A churchyard. Here, then; the wretched man whose name he had now to learn, lay underneath the ground. It was a worthy place. Walled in by houses; overrun by grass and weeds, the growth of vegetation’s death, not life; choked up with too much burying; fat with repleted appetite. A worthy place! | Кладбище. Так вот где, должно быть, покоятся останки несчастного, чье имя предстоит ему, наконец, узнать. Нечего сказать, подходящее для него место упокоения! Тесное — могила к могиле, — сжатое со всех сторон домами, заросшее сорной травой — жирной, впитавшей в себя не жизненные соки, а трупную гниль. Славное местечко! |
| The Spirit stood among the graves, and pointed down to One. He advanced towards it trembling. The Phantom was exactly as it had been, but he dreaded that he saw new meaning in its solemn shape. | Призрак остановился среди могил и указал на одну из них. Скрудж, трепеща, шагнул к ней. Ничто не изменилось в обличье Призрака, но Скрудж с ужасом почувствовал, что какой-то новый смысл открывается ему в этой величавой фигуре. |
| “Before I draw nearer to that stone to which you point,” said Scrooge, “answer me one question. Are these the shadows of the things that Will be, or are they shadows of things that May be, only?” | — Прежде чем я ступлю последний шаг к этой могильной плите, на которую ты указуешь, — сказал Скрудж, — ответь мне на один вопрос, Дух. Предстали ли мне призраки того, что будет, или призраки того, что может быть? |
| Still the Ghost pointed downward to the grave by which it stood. “Men’s courses will foreshadow certain ends, to which, if persevered in, they must lead,” said Scrooge. “But if the courses be departed from, the ends will change. Say it is thus with what you show me!” |
Но Дух все также безмолвствовал, а рука его указывала на могилу, у которой он остановился. — Жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведет к предопределенному концу, — произнес Скрудж. — Но если человек сойдет с этого пути, то и конец будет другим. Скажи, ведь так же может измениться и то, что ты показываешь мне сейчас? |
| The Spirit was immovable as ever. Scrooge crept towards it, trembling as he went; and following the finger, read upon the stone of the neglected grave his own name, Ebenezer Scrooge. | Но Призрак по-прежнему был безмолвен и неподвижен. Дрожь пробрала Скруджа с головы до пят. На коленях он подполз к могиле и, следуя взглядом за указующим перстом Призрака, прочел на заросшей травой каменной плите свое собственное имя: ЭБИНИЗЕР СКРУДЖ. |
| “Am I that man who lay upon the bed?” he cried, upon his knees. The finger pointed from the grave to him, and back again. “No, Spirit! Oh no, no!” |
— Так это был я — тот, кого видели мы на смертном одре? — возопил он, стоя на коленях. Рука Призрака указала на него и снова на могилу. — Нет, нет, Дух! О нет! |
| The finger still was there. “Spirit!” he cried, tight clutching at its robe, “hear me! I am not the man I was. I will not be the man I must have been but for this intercourse. Why show me this, if I am past all hope!” |
Рука оставалась неподвижной. — Дух! — вскричал Скрудж, цепляясь за его подол. — Выслушай меня! Я уже не тот человек, каким был. И я уже не буду таким, каким стал бы, не доведись мне встретиться с тобой. Зачем показываешь ты мне все это если нет для меня спасения! |
| For the first time the hand appeared to shake. “Good Spirit,” he pursued, as down upon the ground he fell before it: “Your nature intercedes for me, and pities me. Assure me that I yet may change these shadows you have shown me, by an altered life!” |
В первый раз за все время рука Призрака чуть приметно дрогнула. — Добрый Дух, — продолжал молить его Скрудж, распростершись перед ним на земле. — Ты жалеешь меня, самая твоя природа побуждает тебя к милосердию. Скажи же, что, изменив свою жизнь, я могу еще спастись от участи, которая мне уготована. |
| The kind hand trembled. “I will honour Christmas in my heart, and try to keep it all the year. I will live in the Past, the Present, and the Future. The Spirits of all Three shall strive within me. I will not shut out the lessons that they teach. Oh, tell me I may sponge away the writing on this stone!” |
Благостная рука затрепетала. — Я буду чтить рождество в сердце своем и хранить память о нем весь год. Я искуплю свое Прошлое Настоящим и Будущим, и воспоминание о трех Духах всегда будет живо во мне. Я не забуду их памятных уроков, не затворю своего сердца для них. О, скажи, что я могу стереть надпись с этой могильной плиты! |
| In his agony, he caught the spectral hand. It sought to free itself, but he was strong in his entreaty, and detained it. The Spirit, stronger yet, repulsed him. | И Скрудж в беспредельной муке схватил руку Призрака. Призрак сделал попытку освободиться, но отчаяние придало Скруджу силы, и он крепко вцепился в руку. Все же Призрак оказался сильнее и оттолкнул Скруджа от себя. |
| Holding up his hands in a last prayer to have his fate reversed, he saw an alteration in the Phantom’s hood and dress. It shrunk, collapsed, and dwindled down into a bedpost. | Воздев руки в последней мольбе, Скрудж снова воззвал к Духу, чтобы он изменил его участь, и вдруг заметил, что в обличье Духа произошла перемена. Его капюшон и мантия сморщились, обвисли, весь он съежился и превратился в резную колонку кровати. |
Оставить комментарий
Для комментирования необходимо войти через 
Вконтакте