Fair Youth Sonnets 101-110
| Sonnet 101 | Сонет 101 |
| O truant Muse, what shall be thy amends For thy neglect of truth in beauty dyed? Both truth and beauty on my love depends; So dost thou too, and therein dignified. Make answer, Muse, wilt thou not haply say, 'Truth needs no colour with his colour fixed, Beauty no pencil, beauty's truth to lay; But best is best, if never intermixed'? Because he needs no praise, wilt thou be dumb? Excuse not silence so, for't lies in thee To make him much outlive a gilded tomb, And to be praised of ages yet to be. Then do thy office, Muse; I teach thee how To make him seem long hence as he shows now. | О, Муза, нерадивая! Зачем Не хочешь ты слить правду с красотою? Любимый обладает этим всем - Прославь его и стань славнее вдвое. Ты скажешь мне: "Ведь правде не нужна Прикрас услуга - так она правдивей, А красота сама собой сильна - Красивое без примеси красивей". И потому ты хочешь быть немой? Нет, этим ты не извинишь молчанья. Он должен жить и в урне гробовой, И ты увековечь о нем преданье. Исполни долг свой, Муза, - сохрани Его таким, каков он в наши дни. |
| Sonnet 102 | Сонет 102 |
| My love is strength'ned, though more weak in seeming; I love not less, though less the show appear: That love is merchandised whose rich esteeming The owner's tongue doth publish every where. Our love was new, and then but in the spring, When I was wont to greet it with my lays, As Philomel in summer's front doth sing, And stops his pipe in growth of riper days: Not that the summer is less pleasant now Than when her mournful hymns did hush the night, But that wild music burthens every bough, And sweets grown common lose their dear delight. Therefore like her, I sometime hold my tongue, Because I would not dull you with my song. | Люблю сильней - хотя слабее с виду, Люблю щедрей - хоть говорю скупей. Любви своей наносим мы обиду, Когда кричим на все лады о ней. Любовь у нас цвела весенним цветом, И пел тогда я в сотнях нежных строк, Как соловей, чьи трели льются летом И умолкают, лишь наступит срок, Не потому, что лето оскудело, Что ночь не так прекрасна и чиста. Но музыка повсюду зазвенела, А став обычной, гибнет красота. И я на губы наложил печать - Тебе не буду песней докучать. |
| Sonnet 103 | Сонет 103 |
| Alack, what poverty my Muse brings forth, That, having such a scope to show her pride, The argument all bare is of more worth Than when it hath my added praise beside. O blame me not if I no more can write! Look in your glass, and there appears a face That overgoes my blunt invention quite, Dulling my lines, and doing me disgrace. Were it not sinful then, striving to mend, To mar the subject that before was well? For to no other pass my verses tend Than of your graces and your gifts to tell; And more, much more than in my verse can sit, Your own glass shows you, when you look in it. | Так оскудела Муза наша вдруг, Что предпочла остаться без похвал, Тебя простым изобразив, мой друг, Без гимнов всех, что я тебе слагал. Меня ты не брани, что я притих. Сам в зеркале увидеть можешь лик, Чью красоту не передаст мой стих, Чьей прелестью подавлен мой язык. И я боюсь свершить жестокий грех, Испортив совершенство красоты; Нет в мире для меня иных утех, Как передать в стихах твои черты. Но зеркало представит твой портрет Правдивее, чем жалкий мой сонет. |
| Sonnet 104 | Сонет 104 |
| To me, fair friend, you never can be old, For as you were when first your eye I eyed, Such seems your beauty still. Three winters cold Have from the forests shook three summers' pride, Three beauteous springs to yellow autumn turned In process of the seasons have I seen, Three April perfumes in three hot Junes burned, Since first I saw you fresh which yet are green. Ah yet doth beauty, like a dial-hand, Steal from his figure, and no pace perceived; So your sweet hue, which methinks still doth stand, Hath motion, and mine eye may be deceived; For fear of which, hear this, thou age unbred: Ere you were born was beauty's summer dead. | Ты для меня не постареешь ввек. Каким ты был в день первой нашей встречи, Таков ты и сегодня. Трижды снег Убор тех лет срывал в жестокой сече, Три осени сменили три весны, Убив их свежесть вялой желтизною, И три апреля были сожжены, - А ты цветешь все тою же красою. Как стрелки часовой не виден ход, Так не заметно прелести теченье. И блеск твой дивный также уплывет, Хоть глаз не уследит его движенья. Так знай: от многих отлетел их цвет, Когда и не являлся ты на свет. |
| Sonnet 105 | Сонет 105 |
| Let not my love be call'd idolatry, Nor my belovd as an idol show, Since all alike my songs and praises be To one, of one, still such, and ever so. Kind is my love to-day, to-morrow kind, Still constant in a wondrous excellence; Therefore my verse, to constancy confined, One thing expressing, leaves out difference. 'Fair, kind and true' is all my argument, 'Fair, kind, and true', varying to other words, And in this change is my invention spent, Three themes in one, which wondrous scope affords. 'Fair, kind, and true' have often lived alone, Which three till now never kept seat in one. | Моя любовь не идолам служенье. Любимого не называй божком За то, что все хвалы и песнопенья Всегда ему и лишь о нем одном. Сегодня нежен, завтра он нежнее И в прелести своей неизменим, Мои стихи полны одною ею, Не заменяя свой напев иным. "Добр, чист, красив" - вот все их содержанье, "Добр, чист, красив" - на все лады пою. Трех этих тем безмерны сочетанья, Им отдал я поэзию свою. "Добр, чист, красив" - их часто встретишь врозь, Но вместе все - в тебе одном сплелось. |
| Sonnet 106 | Сонет 106 |
| When in the chronicle of wasted time I see descriptions of the fairest wights, And beauty making beautiful old rhyme In praise of ladies dead and lovely knights, Then in the blazon of sweet beauty's best, Of hand, of foot, of lip, of eye, of brow, I see their antique pen would have expressed Even such a beauty as you master now. So all their praises are but prophecies Of this our time, all you prefiguring, And, for they looked but with divining eyes They had not skill enough your worth to sing: For we, which now behold these present days, Have eyes to wonder, but lack tongues to praise. | Когда в старинных рукописях вдруг Встречаю песни трубадуров страстных, И славит в них стихов чудесный звук Умерших дам и рыцарей прекрасных, То вижу я, что красоту любя, - Чело, уста, и очи, и ланиты - Хотело их перо воспеть тебя. В ком это все так нераздельно слито. Да, наши дни пророчил их напев, Провидело тебя поэтов чувство, Но образ твой в веках не разглядев, Бессильным оказалось их искусство. Ведь и у нас, - с кем вместе дышишь ты, - Не хватит слов воспеть твои черты. |
| Sonnet 107 | Сонет 107 |
| Not mine own fears, nor the prophetic soul Of the wide world, dreaming on things to come, Can yet the lease of my true love control, Supposed as forfeit to a confined doom. The mortal moon hath her eclipse endured And the sad augurs mock their own presge, Incertainties now crown themselves assured, And peace proclaims olives of endless age. Now with the drops of this most balmy time My love looks fresh, and Death to me subscribes, Since spite of him I'll live in this poor rhyme, While he insults o'er dull and speechless tribes. And thou in this shalt find thy monument, When tyrants' crests and tombs of brass are spent. | Ни трепет мой, ни всех миров пророк, Глаголящий о тайне бесконечной, Не скажут мне, какой отпущен срок Моей любви и тленной, и не вечной. Луна пережила затменья гнев - И маги над собой трунят стыдливо, Кончаются сомненья, отмерев, - И мир навек простер свои оливы. И пьет любовь живительный бальзам, И смерть сама отныне мне подвластна. Бессмертье суждено моим стихам, А ей - повелевать толпой безгласной. Ты памятник найдешь себе в стихах, Когда гербы и гробы станут прах. |
| Sonnet 108 | Сонет 108 |
| What's in the brain that ink may character Which hath not figured to thee my true spirit? What's new to speak, what new to register, That may express my love, or thy dear merit? Nothing, sweet boy; but yet, like prayers divine, I must, each day say o'er the very same, Counting no old thing old, thou mine, I thine, Even as when first I hallowd thy fair name. So that eternal love in love's fresh case Weighs not the dust and injury of age, Nor gives to necessary wrinkles place, But makes antiquity for aye his page, Finding the first conceit of love there bred, Where time and outward form would show it dead. | Что есть в мозгу достойное чернил, Чем чувств своих не выразил уже я? Что нового тебе я б сообщил, Сказав, что ты всех краше и нежнее? Нет, друг мой, ничего! Но хоть стары Слова молитв, все нам они родные. "Ты - мой, я - твой", - твержу я с той поры, Когда с тобой я встретился впервые. Бессмертную любовь не устрашит Ни пыль времен, ни лет прошедших бремя; Она не убоится их обид И сделает своим слугою время, И будет, как и в юности, жива, Хоть мертвой огласит ее молва. |
| Sonnet 109 | Сонет 109 |
| O never say that I was false of heart, Though absence seemed my flame to qualify; As easy might I from my self depart As from my soul, which in thy breast doth lie: That is my home of love. If I have ranged, Like him that travels I return again, Just to the time, not with the time exchanged, So that myself bring water for my stain. Never believe, though in my nature reigned All frailties that besiege all kinds of blood, That it could so preposterously be stained To leave for nothing all thy sum of good; For nothing this wide universe I call, Save thou, my rose; in it thou art my all. | Не говори, что в сердце этом ложь. Пусть жар его в разлуке стал слабей, Но разве от души своей уйдешь? Моя душа - она в груди твоей. В ней кровь любви. И по каким краям Я б ни бродил, но приходя домой, С собою воду приносил я сам, Чтоб душу мог омыть перед тобой. Пусть был я слаб, пусть покорялся я Своим страстям, но никогда не верь, Что потеряла честь душа моя, Твое добро отринула теперь. Не нужен мне ничтожный этот свет, Мне нужен ты о, нежной розы цвет! |
| Sonnet 110 | Сонет 110 |
| Alas 'tis true, I have gone here and there, And made myself a motley to the view, Gored mine own thoughts, sold cheap what is most dear, Made old offences of affections new. Most true it is that I have looked on truth Askance and strangely; but, by all above, These blenches gave my heart another youth, And worse essays proved thee my best of love. Now all is done, have what shall have no end: Mine appetite I never more will grind On newer proof, to try an older friend, A god in love, to whom I am confined. Then give me welcome, next my heaven the best, Even to thy pure and most most loving breast. | Alas 'tis true, I have gone here and there, And made myself a motley to the view, Gored mine own thoughts, sold cheap what is most dear, Made old offences of affections new. Most true it is that I have looked on truth Askance and strangely; but, by all above, These blenches gave my heart another youth, And worse essays proved thee my best of love. Now all is done, have what shall have no end: Mine appetite I never more will grind On newer proof, to try an older friend, A god in love, to whom I am confined. Then give me welcome, next my heaven the best, Even to thy pure and most most loving breast. |
Оставить комментарий
Для комментирования необходимо войти через 
Вконтакте